Мой сероглазый - [2]

Улыбнись любому мужчине — и он пойдет за тобой на край света.

Я знала, кому я сегодня улыбнусь. Чьи поцелуи будут пахнуть майской ночью, чей шепот будет сливаться с шелестом сирени, под которой мы остановимся, чтобы целоваться еще и еще, не отпускать друг друга и верить в долгую жизнь вместе — до рассвета.

Такие вещи всегда происходят случайно. Живешь-живешь, дружишь, болтаешь часами по телефону, влипаешь в забавные истории, пьешь в одних компаниях, возвращаешься ночью пешком по безмолвному городу — и пока все в порядке. А однажды просыпаешься утром и понимаешь — я его люблю. Вот его. Точно-точно.

Мы с Ником уже не раз целовались и однажды почти переспали, но потом решили, что негоже портить такую отличную дружбу. Много раз он намекал, что не против продолжить общаться в другом качестве, но я только смеялась. Он писал мне длинные письма и дарил многозначительные подарки. Пел песни, глядя мне в глаза, и что-то внутри сладко дрожало от понимания, что только от меня зависит, чем закончится вечер.

Все сегодня ждали Ника. Кому-то он обещал книгу, кому-то — набор дайсов погонять, кому-то был должен пиво, а кто-то хотел рассказать свежую сплетню.

Но я ждала его сильнее всех.

Потому что в моем сердце из тлеющей искры наконец-то вспыхнул огонь. И погасить его было уже невозможно.

Я помню последний счастливый момент этого вечера — когда сощурилась на блестящую гладь воды, отхлебнула горько-холодного пива и услышала:

— О, Ник! Наконец-то!

В груди екнуло ярко и счастливо, захватило дух, как на качелях, и я повернулась к аллее, ведущей к нашему кафе…

А там… А по ней…

Ник был как всегда прекрасен со своими длинными русыми прядями, в беспорядке падающими на плечи, в темно-синем пиджаке с россыпью значков на лацканах, в джинсах-клеш, немного старомодных, но очень ему идущих.

Он шел и улыбался нам, и щурился на солнце…

…и держал за руку девушку. Она едва доставала ему до плеча, была смуглой и черноглазой, одетой в джинсовый комбинезон и смешные полосатые носки.

И смотрела на Ника… как я. Не скрываясь, с гордостью и любовью. Ей было даже не очень интересно, куда он ее ведет — в лице читалось только обожание, восторг и счастье, что она вот тут, с ним.

А потом он наклонился и что-то шепнул ей на ухо и поцеловал. Легко и привычно, словно делал это уже тысячу раз. Наверное, уже и делал.

Мне показалось, что мир заволокло тьмой.

Я даже оглянулась на небо — неужели будет гроза?

Но оно оставалось безоблачным и солнечным, как и секунду назад.

Только блики на воде теперь слепили, холодный бокал морозил пальцы, а горечь в пиве стала невыносимой, словно оно мгновенно испортилось.

— Привет, — сказал Ник. — Это Айла. Ходила с нами в пещеры.

Этого обычно хватало для знакомства.

Только мне сейчас было мало. Я хотела знать — когда? Когда это случилось? Почему он не рассказал? Почему я не почувствовала?

Как вышло, что я выбирала с утра платье, мурлыкала песенку, надевая босоножки, красила ресницы под радио, чувствуя, как меня распирает радостью, а он в это время касался своими длинными пальцами ее тела, раскрывал ее губы, вжимался своим горячим телом, забирая себе эту девушку, а я не чувствовала? Не предчувствовала, не ощутила этого?

Не поняла.

Ведь спустя пару недель они узнали, что именно в тот день, в день нашей встречи, она забеременела. И, конечно, Ник женился. Как он мог поступить иначе, мой Ник? Дочка родилась слабенькой, требовала внимания, Айла не могла найти даже надомную работу, и он набирал все больше и больше халтур, чтобы прокормить молодую жену и дочь, снять квартиру и съехать от родителей, купить одной новые игрушки, другой красивые платья, чтобы у них было мясо, были фрукты и врачи, была машина, на которой ездить, когда нужно срочно в больницу.

Нет, я не чувствовала, не знала, не предугадала. И того, что случится позже — тоже.

Я просто сказала:

— Привет, Ник, — а потом улыбнулась и сказала: — Привет, Айла.

И отпила еще один невыносимо горький глоток из бокала.

Надо было куда-нибудь отойти. Выдохнуть, пережить, выкричать в безмолвном крике.

Я извинилась и выбралась из-за стола. Ник проводил меня взглядом, но это уже было неважно. Дурацкое платье цеплялось подолом за все подряд, каблуки трещали, попадая в щели между досками веранды. Увязали в мягкой земле, из которой пробивалась робкие травинки будущего газона, но я все равно шла и шла, пока не уперлась в чугунную ограду сквера. Вцепилась в нее пальцами и несколько минут просто жадно дышала липким горячим воздухом с запахом тополиных почек. Потом достала сигареты и выкурила одну за другой сразу три, тупо глядя себе под ноги. Дым никак не насыщал, только проходил через все тело темной шершавой волной.

Невидящим взглядом я шарила по темной земле, пока он не уцепился за странный блеск под корнями дуба, наполовину вросшего в ограду. Я сделала шаг, нагнулась — и подобрала старинного вида кольцо. Золото давно потускнело, но солнечный луч отразился в крошечном камушке, спрятанном в переплетении листьев и цветов, украшающих неширокий ободок.

Я выбросила недокуренную сигарету и дошла до воды, плескавшейся о деревянный причал. Присела на корточки, безжалостно пачкая светлый подол платья и прополоскала кольцо в пруду. Протерла пучком травы и надела на безымянный палец на левой руке, единственный, на который оно налезло и с которого не сваливалось.