Мой русский любовник - [69]

Шрифт
Интервал

Я лежала у себя наверху, закинув за голову руки, тоскуя и проклиная судьбу за то, что нынешний мой день рождения пришелся на воскресенье. Воскресенье вообще было самым плохим днем недели, потому что я проводила его дома. Я с облегчением приветствовала наступление понедельника. В понедельник было легче, я складывала учебники в ранец и отправлялась в школу. По правде сказать, школу я тоже ненавидела, зато любила дорогу туда. Столько всего интересного происходило по пути в школу, независимо от времени года. Однажды весной в придорожной канаве мне попалось на глаза незнакомое растение, в прошлом году его в этом месте не было. Маленькое, нежное, по обеим сторонам стебелька у него росли микроскопические цветки необычной формы. Я долго искала его название в школьной библиотеке и наконец нашла; оказалось, что это разновидность орхидеи. Такая вот орхидея в миниатюре. В то воскресенье я как раз размышляла о ней, уставившись в потолок. Придорожная канава была истинным собранием сокровищ, я умела отыскивать там самые непритязательные растения и оценивать красоту и ювелирную точность, с которой их создала природа. Из школы я всегда возвращалась медленно, часто останавливаясь и рассматривая цветы и травинки. Я никогда их не рвала, лишь придвигала лицо как можно ближе, чтоб получше рассмотреть, с большой осторожностью касаясь листочков — не дай бог их повредить, — и оставляла расти там, где находила.

Сейчас до весны было еще далеко, повсюду толстым пуховым одеялом лежал снег, и утром, когда я бежала в школу, мороз пощипывал щеки. С одной стороны я была рада, что не надо высовывать носа на улицу, но с другой — мысли о предстоящем дне рождения были невеселыми, от них у меня портилось настроение.

Снизу по-прежнему не долетало ни звука. И вдруг на меня напал страх. Сердце сжалось в дурном предчувствии, я даже не понимала отчего. Одним прыжком я вскочила с кровати и прямо в ночной рубашке бросилась вниз по лестнице. Я была почти на последней ступеньке, когда дверь дедушкиного кабинета распахнулась. Он стоял на пороге в потоке яркого солнечного света. Когда я взглянула на него, он показался мне совсем дряхлым со своей изжелта-бледной кожей и темными мешками под глазами. Насупленные брови выглядели как приклеенные — ни дать ни взять, всклокоченная прошлогодняя трава. Он безмолвно смотрел на меня, помигивая припухшими веками, а потом выдавил через силу:

— Твоя мама умерла сегодня ночью.

Я подняла босую ступню и скрестила ее с другой, будто готовилась исполнить замысловатый танцевальный пируэт, и стояла так, онемев и уставившись на него.

— Иди к себе наверх, оденься, — велел дедушка. — Потом я провожу тебя к ней.

«К ней? Да ведь ее уже нет», — подумала я. Еще вчера вечером, лежа в постели, я слышала, как она ходит по кухне, моет тарелки и ставит их в буфет. Слышала ее по-кошачьи мягкие, крадущиеся шаги, когда она шла из кухни в ванную и из ванной в свою спальню. Знала ли она? Знала ли мама, что это ее последний день, последний вечер? Нет, вряд ли она могла знать. В тот день она была такая же, как всегда, отстраненная. И все-таки даже это ее отсутствие значило для меня так много. Так же, как теперь отсутствие Саши… До конца я это осознала, когда он, положив трубку на том конце провода, оставил меня наедине с этим своим «может, и вообще». «Может, и вообще» могло означать, что он не вернется уже никогда, как мама в свое время…

Гроб стоял в костеле на возвышении, и мне уже издалека бросилась в глаза белизна маминых ступней, просвечивающих сквозь черные шелковые чулки. Ступни выглядели как два щита, которыми мама словно отгораживалась от живых. Нельзя так умирать, если при жизни был таким немногословным человеком, сухим и сдержанным. В свой последний вечер мама должна была прийти ко мне в комнату, присесть на краешек моей кровати и поболтать со мной о чем угодно, должна была оставить мне на память хоть какой-нибудь незамысловатый разговор.

«Пускай доужинает с нами…» Есть в этих словах что-то отстраненное. Если бы она хотя бы назвала меня по имени или окликнула как-то ласково, когда я уходила….

Когда она лежала дома, на гладком покрывале, то не была настолько далекой, отчужденной, как теперь, в костеле. Выставила как заграждение против меня свои ступни. Я знала это, чувствовала, что они торчат так неподвижно над бортиком гроба назло мне. Будто торжествуя. Я даже поплакать не могла, потому что рядом стоял дед. Я с ужасом думала, что вот-вот принесут крышку гроба и я уже не успею ничего запомнить, кроме холодной издевки окостенелых ступней… Как мне теперь жить без матери?..

Краем глаза я увидела — несут крышку. Двое мужчин с такими же серыми лицами, как их рабочая роба, вынесли деревянное покрытие из бокового нефа. В тот момент я готова была уже броситься к гробу, вскарабкаться по ступенькам высокого настила и прижаться к матери. Но тут почувствовала, что из носа течет, а платка при себе нет. Я шумно зашмыгала носом. И тут мужчины в робе закрыли гроб и принялись прикручивать крышку. Это означало, что гроб уже больше не откроют, что в могилу ее опустят в плотно закрытом, завинченном крепко-накрепко ящике, а у меня в памяти навсегда останется лишь картинка ее ступней в черных шелковых чулках. Меня охватила тоска по лицу матери, по вискам и полукруглым впадинам по бокам лба, по зачесанным наверх волосам… Превозмогая страх, я решилась все-таки сделать несколько шагов в сторону возвышения. Но гроб как раз снимали с него. Только погладила пальцами сосновое дерево, ощутив при этом своего рода облегчение: враждебно выставленные против меня ступни остались в деревянном ящике, мне не надо было больше на них смотреть. А я все прикасалась к теплому дереву досок, будто клала пальцы на сомкнутые веки матери.


Еще от автора Мария Нуровская
Письма любви

В ваших руках самый известный в мире роман современной польской писательницы Марии Нуровской. О чем он? О любви. Нуровская всегда пишет только о любви. В Польше писательницу по праву называют королевой жанра. Почитатели Марии Нуровской уверены: лучше нее о женщине и для женщин сегодня не пишет никто.Это удивительный роман в письмах, письмах, которые героиня пишет любимому мужчине и которые не отсылает. Какие тайны скрывают эти исписанные нервным женским почерком листы, таящиеся в безмолвной глубине письменного стола?


Святая грешница

В ваших руках самый издаваемый, самый известный в мире роман современной польской писательницы Марии Нуровской. О чем он? О любви. Нуровская всегда пишет только о любви. В Польше, у нее на родине, писательницу по праву считают лучшей, потому что почитатели Марии Нуровской уверены, так, как она о женщине и для женщин, сегодня никто не пишет.Вы сможете в этом убедиться, перевернув последнюю страницу ее «Писем любви» — писем, которые героиня романа пишет любимому мужчине и которые она не отсылает. Какие тайны скрывают эти исписанные нервным женским почерком листы, таящиеся в безмолвной глубине одного из ящиков прикроватного столика?


Танго втроем

Она с детства была влюблена в театр, но и подумать не могла, что так рано покорит сцену. Знаменитый режиссер дал ей одну из главных ролей в чеховской пьесе – и не ошибся. Он не только открыл яркий талант, но и встретил новую любовь. Ради нее, молодой актрисы и своей ученицы, он ушел из семьи.Терзаясь чувством вины, Она затевает опасную игру – приглашает бывшую супругу своего мужа, давно покинувшую театр, сыграть в новой постановке. Она мечтает вернуть ей смысл жизни, но не замечает, как стирается граница между сценой и действительностью.


Другой жизни не будет

Если самым сокровенным делится женщина и раскрывает душу единственному на свете мужчине, эта исповедь приобретает особо пронзительное звучание. Судьба героини, принесшей себя в жертву чувству, вряд ли кого-нибудь оставит равнодушным.Чтобы не скомпрометировать любимого, Ванде — пришлось лишиться сына… Такую цену заплатила она за любовь, которая дается человеку один раз и которую называют роковой.


Супружеские игры

Новый роман одного из самых популярных авторов современной Польши Марии Нуровской «Супружеские игры» – это еще одна история любви.Она любила его больше всех на свете. Она мечтала быть для него всем. Она хотела навсегда остаться для него единственной. Она сама подтолкнула его к другим женщинам… Но она не смогла отказаться от него.


Дело Нины С.

Писательницу Нину С. обвиняют в убийстве гражданского мужа. И у нее действительно было много причин, чтобы это сделать. Более того, она даже призналась в том, что виновна. Однако комиссар полиции ей не верит. Поиски правды заведут его далеко…«Дело Нины С.» – книга во многом автобиографичная. Мария Нуровская снова говорит о женщинах, о том, к чему приводит слепая любовь, а главного героя зовут так же, как мужчину, который разбил ей сердце. Убийство на страницах книги – месть писательницы человеку, пытавшемуся сломать ей жизнь.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.