— «Аллах»? — Тупо переспросил я. — Что, вы хотите сказать, что вы — Бог, и вы все-таки есть? Ерунда какая-то!
— Не Бог, а Аллах. — Вздохнул он. — Это разные вещи… Кроме того, могу вас успокоить: меня нет, и никогда не было. В этом, собственно говоря, и заключается проблема.
— Какая проблема? — Обреченно спросил я. К этому моменту я как раз начал подозревать, что городской сумасшедший — не он, а я, а этот красавчик — просто моя очередная галлюцинация. Возможно, служащие психиатрической лечебницы, в которую меня давным-давно благополучно упрятали смертельно уставшие от моего прогрессирующего бреда родственники, забыли сделать мне очередной успокоительный укол, и теперь я могу вовсю наслаждаться всякими экзотическими видениями — ловить за хвост свою своеобразную удачу, пока они не опомнились и не возобновили курс лечения…
— Что бы вы не думали, Макс, но за этим столом нет ни одного безумца. — Мягко сказал незнакомец, только что признавшийся мне в своем божественном происхождении. — Перед тем, как я вошел, вы хотели заказать кофе, помните?
Могу вас обрадовать: это как раз то чудо, которое мне по зубам.
Он ослепительно улыбнулся и эффектным жестом — не то фокусника, не то эксгибициониста — распахнул свое невероятное пальто. Под пальто обнаружился строгий черный костюм — пожалуй, слишком дорогой для комфортного пребывания в демократичном интерьере мексиканского ресторанчика. Я так и не успел разглядеть, откуда именно появилась маленькая чашка, такая же пронзительно-зеленая, как его пальто, потрясшее меня до самых оснований моей смешной души. Кажется, он извлек ее из нагрудного кармана своего элегантного пиджака, хотя я могу ошибаться…
— Это — самый лучший кофе, какой только можно отыскать под этим небом. — Скромно сообщил Аллах. — Точно такой же кофе готовил повар Гаруна аль Рашида — а этот парень вел свой род от верховных джиннов Первой Пустыни!
— Что это за «первая пустыня» такая? — Недоверчиво осведомился я. — Никогда о ней не слышал…
— Вы о многом не слышали. — Резонно заметил тот. — И еще больше успели позабыть. К счастью, ваше неведение не мешает некоторым событиям оставаться свершившимися фактами…
— Да уж! — Прыснул я. Потом осторожно попробовал кофе и расцвел от удовольствия.
— Вы нашли кратчайший путь к моему сердцу! — Проникновенно сказал я. — Вы утверждаете, что вы — наваждение, я вас правильно понял? — Мой собеседник кивнул, и я торжественно закончил:
— В таком случае, вы — наилучшее из наваждений, сэр! Это я вам говорю, как крупный специалист в этом вопросе!
— Ну, наконец-то! — Улыбнулся он. — А я все ждал, когда вы перестанете упорно притворяться обыкновенным человеком, который впервые в жизни столкнулся с необъяснимым…
— Я вошел в роль. — Смущенно признался я. — Знаете, если уж я берусь за дело, я стараюсь делать его хорошо. И поскольку я решил немного побыть старым добрым Максом, которого понесло на прогулку по Берлину, я постарался стать им по-настоящему… Понимаете, тому Максу, который то и дело сталкивается с необъяснимым, нет места под этим замечательным хмурым небом.
Я так старался соответствовать обстоятельствам, что немного увлекся…
— Разумеется, я понимаю. — Кивнул он. Немного помолчал, подождал, пока я сделаю последний глоток — этот воистину божественный напиток отличался от обыкновенного хорошего кофе так же разительно, как настоящие живые цветы от своих чудовищных пластиковых копий.
— Ладно, а теперь вам все-таки прийдется ответить на вторую половину дурацкого вопроса, который я задал вам с самого начала, сэр Аллах. — Улыбнулся я, аккуратно поставив на стол пустую чашку. — По какому такому делу я вам понадобился? Или вам просто надоело, что я то и дело поминаю ваше имя всуе, и вы решили побить мне лицо?
— За мной действительно еще с юности водится смешная привычка поминать беднягу Аллаха по любому поводу: я регулярно посылаю к нему своих горемычных собеседников, вместо того, чтобы просто дружелюбно посоветовать им навестить черта, или отправить их в дальнее путешествие на поиски общеизвестного анатомического органа, как это обычно делается. Кроме того, я периодически возношу ему хвалу, изредка высказываю претензии, и так далее — просто потому, что слово «аллах» всегда казалось мне вполне забавным.
— Да нет, поминайте на здоровье. — Равнодушно отозвался мой собеседник. — Мне все равно, если честно… Я назначил вам встречу, поскольку хочу предложить вам работу.
— Надеюсь, вы не вербуете муэдзинов? — Рассмеялся я. — Предупреждаю: голос у меня всю жизнь был так себе, слабенький, а слух и вовсе дерьмовый!
Я распугаю все население Ближнего Востока… или, по крайней мере, навсегда отвращу этих бедняг от истинной веры.
— Да нет, ерунда какая! — Удивленно возразил он. — При чем тут ваш голос…
— Ну тогда ладно. — Великодушно сказал я. Немного подумал и понял, что мне следует временно притормозить со своими дурацкими шуточками: хорош я буду, если этот красавчик обидится, назовет меня дураком и уйдет, а я останусь, чтобы скоропостижно скончаться от любопытства прежде, чем принесут счет. Я постарался придать своему лицу осмысленное выражение и выжидательно уставился на своего странного собеседника.
