Мой принц - [29]

«Какой чай ты предпочитаешь?» – спросила тогда Кэтрин, стоя в точно такой же позе перед массивным буфетом темного дерева.

Оливер подошел ближе. Да, тогда он стоял прямо за ее спиной. Потом обнял ее. Его бросило в жар. Он желал ее тогда так, как никого прежде. Он вспомнил и то, что последовало дальше. Неожиданно обретенная память с нарастающей скоростью воскрешала в его голове картины прошлого, вызывая острую головную боль. Давно у него не было такого сильного приступа. Боль ослепляла его. Он продолжал стоять за спиной Кэтрин, не решаясь двинуться с места. Почувствовав наконец его присутствие, она обернулась и едва сдержала крик. Бледный как полотно, Оливер смотрел на нее невидящим взглядом. Зрачки его глаз были расширены настолько, что глаза казались черными.

– Тебе плохо?

– Голова, – процедил сквозь зубы Оливер и пошатнулся.

Кэтрин обхватила его обеими руками и медленно, шаг за шагом, довела до спальни.

Боль бушевала в голове как пожар, и Оливер крепче стискивал зубы, чтобы не застонать и не уйти в спасительное беспамятство. Кэтрин помогла ему лечь, расстегнула верхние пуговицы рубашки и хотела ослабить ремень брюк. Ему казалось, что ее прикосновения только усиливают боль.

– Оставь, я сам могу это сделать, – с трудом произнес он и резко оттолкнул ее дрожащие руки.

Испуганная Кэтрин побежала звонить в клинику и через полчаса оттуда приехала медсестра, чтобы сделать обезболивающий укол. После укола Оливер погрузился в глубокий сон. Кэтрин в течение вечера несколько раз заходила к нему, прислушиваясь к его дыханию. Новый приступ подорвал ее веру в полное выздоровление Оливера. Однако, сравнивая нынешнего Оливера с тем, каким он был до катастрофы, она ловила себя на мысли почти кощунственной, что этот больной, страдающий Оливер ей ближе и дороже того, прежнего, высокомерного Оливера Уинстона. Изредка она даже задавалась вопросом: если он поправится и вновь станет властным, постоянно диктующим ей свои условия любовником, сможет ли она продолжать с ним отношения?

Оливер проснулся, когда в комнате уже совсем стемнело. Маленький ночник на тумбе рядом с кроватью едва рассеивал мрак. Светящиеся стрелки на циферблате часов показывали начало первого часа нового дня. Оливер прислушался к слабым отголоскам пережитого приступа боли и вспомнил то, что ему предшествовало. Он снова закрыл глаза. В этот момент дверь его спальни открылась и к постели подошла Кэтрин. Стараясь дышать ровно, он почувствовал, что она склонилась над ним, затем осторожно поправила накрывавший его плед. Потом печально вздохнула. Оливер плотнее прикрыл веки. Больше всего его пугало в этот момент, что она догадается о его притворстве. Ему вспомнилось детство, когда он вот так же притворялся, не желая, чтобы мать узнала, с каким нетерпением он ждет ее возвращения. Как правило, от нее пахло вином и резкими духами. Иногда он слышал шепот и понимал, что мать вернулась домой не одна. Когда мать уходила из детской, он долго плакал в подушку, пока не засыпал.

Наконец Кэтрин ушла к себе. Оливер выждал немного, открыл глаза и лег на спину. Почему он повел с ней себя так же, как когда-то вел себя с матерью? Страх или нежелание дать волю чувствам, которые он испытывает к этим двум женщинам? Но если мать предала его, как он считал тогда в детстве, то Кэтрин ни в чем перед ним не провинилась. Да, он был ее Любовником, теперь он все вспомнил. Так, может, чувство собственной вины перед ней всему причиной? Оливер смотрел в темный проем окна, где среди ветвей запуталась яркая одинокая звезда. Одиночество… Всю жизнь, начиная с детства, он чувствовал себя одиноким, изгоем общества. Сколько лет он боролся за достойное положение в этом обществе. Он многого добился, но не изжил одиночества. Более того, он охранял его, как драгоценную реликвию, холил и лелеял. Одиночество было его неприступной крепостью. Ни одна женщина не сумела взять эту крепость. Встреча с Кэтрин внесла сумбур в его устоявшуюся жизнь. Он хотел ее, но не хотел разрушать своей крепости, расстаться с одиночеством. Только сейчас он начал понимать, что встретил женщину, так же стойко, как и он, охранявшую собственное одиночество. Одиночество и независимость стали для них синонимами. Однако ради него она поступилась своей независимостью, подчинилась ему как раба. Почему раба? Может быть, просто как любящая женщина? А он по-прежнему защищает свое право на независимость и одиночество. Вот откуда это жгучее чувство вины и стыда у него.

Им овладело беспокойство, он сел на кровати и спустил ноги. Оказывается, он так и проспал одетым. Оливер встал, застегнул ремень брюк и подошел к распахнутому в сад окну. Повеяло приятной прохладой, в голове прояснилось. Наступал новый день, и чувство обновления вызвало у него новые мысли. Он вспомнил ангельский лик, явившийся ему, когда он впервые вынырнул из забытья. Кэтрин… Сколько времени она потратила на него, сколько любви и терпения! Чем он сможет отплатить ей за такую удивительную любовь? Как такая глупость могла прийти ему в голову?! Разве можно чем-то отплатить за любовь кроме любви? Для этого ему понадобится еще какое-то время, чтобы разобраться в себе, в своей жизни.