Мой прадедушка, герои и я - [25]
— И ты еще не придумал ни одной истории, в которой победила бы тупость, прадедушка?
— Что-то не припомню, Малый. Вот помню только одно стихотворение, где тупость наказывается смертью. Хочешь, прочту?
— Конечно, хочу!
Старый, как всегда, немного подумал, а потом стал читать наизусть:
Выслушав «Песню о бравом солдате», я спросил:
— Разве не почетно умереть за наше отечество?
— О господи, откуда такая премудрость? — удивился прадедушка. — За какое же это отечество ты хочешь умереть? А знаешь ли ты, что наш остров долгое время принадлежал Дании? А потом больше ста лет — Англии? И только несколько десятилетий как стал немецким? Теперь я германский подданный, а рожден был английским подданным. Твои прапрапрадедушка и прапрапрабабушка были датчанами. Моя прабабушка была полькой. За какое же из этих отечеств ты хочешь почётно умереть?
— В нашей хрестоматии есть раздел про войну, прадедушка, — сказал я, немного оробев, — там, в самом начале, написано, что сладостно и почётно умереть за отечество.
— Во всяком случае, это гораздо проще, чем жить для отечества, — проворчал Старый.
Я видел, что мой прадедушка, обычно решавший все вопросы хладнокровно и спокойно, впервые вышел из себя. Я заметил даже, хотя и не придал тогда этому особого значения, что губы у него посинели. Немного успокоившись, он добавил:
— Конечно, Малый, почетно освободить свое отечество от тирана или защитить от врага, который хочет его поработить. Тот, кто умирает ради свободы отечества, умирает с честью и славой. Но в том, что смерть сладостна, Малый, безразлично, во имя чего, в этом я позволю себе усомниться. Смерть не бывает сладостной. Какие же рассказы помещены в твоей хрестоматии под таким эпиграфом?
— Рассказы про войну, прадедушка. Мне запомнился только один, под названием «Рождественская елочка на ничейной земле».
— Что? — взволнованно воскликнул прадедушка. — Эта бледная тень рассказа до сих пор еще бродит привидением по вашим хрестоматиям? Ну-ка, ну-ка прочти-ка мне этот рассказ, Малый! Где хрестоматия?
— Она лежит там, в южной комнате. Принести ее?
— Нет, лежи, лежи! Я съезжу за ней на каталке. Погоди-ка минутку!
Старый толкнул дверь своим креслом и покатил по чердаку с оглушительным грохотом. И тут же снизу раздался голос Верховной бабушки:
— Да что это вы вытворяете там наверху?
— Запасаемся литературой, Маргарита! — крикнул в ответ Старый.
На это из глубин дома последовало какое-то замечание, которого я не разобрал. Но насколько я знаю мою Верховную бабушку, наверняка какое-то мудрое изречение насчёт грохота и литературы.
Прадедушка запасался литературой недолго — он тут же прикатил назад с хрестоматией. Ему явно не терпелось услышать рассказ про рождественскую елочку.
— Ну-ка найди-ка его поскорее, — сказал он, подавая мне книгу.
Поискав в оглавлении, я нашел страницу, на которой был напечатан рассказ, и начал читать:
Двадцать четвертое декабря 1917 года. Рождественская ночь опустилась на напоенные кровью равнины Франции. Но там, где лежал в окопе обер-ефрейтор Манфред Корн, рождественская ночь так и не наступила. Там не стихал ураганный огонь французских орудий калибра 8,8 см .
Манфред Корн празднично украсил маленькую елочку. Теперь, когда он смотрел на неё, перед его внутренним взором возникала убогая каморка на северной окраине большого города Берлина. Здесь сидит сейчас одинокая пожилая женщина и думает о своем сыне, воюющем в далекой Франции. Манфред Корн вспоминал под ураганным огнем свою мать и все те праздничные рождественские вечера, в которые она дарила ему из своего скудного заработка белошвейки какую-нибудь милую мелочь — пару шерстяных носков, новенький галстук или белую рубашку.
— Манфред! — вернул Манфреда к действительности его товарищ по оружию, отважный парень исполинского телосложения, уроженец Вестфалии. — Манфред! Не раскисай! По ту сторону фронта алжирцы! Они нехристи и не признают рождества. Уж сегодня они зададут нам перцу! Надо быть начеку!
— Да, друг, — ответил ему Манфред Корн, всё еще погруженный в свои мысли. — Они язычники, эти бедняги алжирцы. Они никогда не слыхали о рождественской елке. Но может быть… — Глаза Манфреда Корна вдруг загорелись. — Может быть, друг, надо принести им эту елку?
Ты слышишь весёлый и заливистый смех? Он звенит, словно тысяча серебряных колокольчиков. Кто хоть раз услышал этот смех, не забудет его никогда! Так смеётся замечательный мальчишка по имени Тим Талер. Смех — его главное сокровище.Но однажды Тим позабыл об этом и совершил ужасную сделку.Перевод с немецкого А. Исаевой.
Джеймс Крюс (1926–1997) — известный немецкий детский писатель, лауреат Международной премии имени Г.-Х. Андерсена. Русские читатели помнят его по книгам «Тим Талер, или Проданный смех» и «Мой прадедушка, герои и я». А немецкие дети знают, что Крюс — еще и замечательный поэт!Впервые изданная по-русски книга «Маяк на Омаровых рифах» — это собрание разнообразных историй и сказок в стихах и прозе. Действие книжки разворачивается вблизи острова Гельголанд — родины писателя, — где смотритель маяка старик Иоганн, чайка Александра и другие герои рассказывают друг другу истории — хорошие, и складные, и с намеком: про рыбий карнавал, про маленький желтый трамвайчик, про маэстро Погодника или про ловца звезд… И всякий раз читатель оказывается в самых разных уголках мира — стоит только захотеть! И открыть книжку Джеймса Крюса…Перевод с немецкого Анны Шибаровой, стихи в переводе Владимира Летучего.
![Маленькие дикари [Издание 1923 г.]](/storage/book-covers/1b/1b2516e2f9eee2afd69639a85a22ac78d6976cc0.jpg)
Издано в 1923 г., второе издание.Отсутствует вся первая часть («Glenyan & Yan»), то есть 14 глав. В остальном, текст почти полный, за исключением некоторых сокращений, а также замены специфических терминов, по сравнению с изданием 1910 г. и английским оригиналом. Имеются тоновые иллюстрации автора. Карандашные рисунки — без нескольких, почти все. Не ко всем иллюстрациям даны подписи. (http://ru.wikipedia.org/wiki/Сетон-Томпсон,_Эрнест).
Мой юный читатель! И даже, если ты постарше! Я приглашаю тебя в увлекательное путешествие по страницам моей книги. Нам понадобится гусиное перо, чернила, секстан, компас, циркуль, воображение и много хороших поступков. Проложим надежный курс к вечным прописным истинам, твердо очертим на карте берега волшебных земель, обозначим реки и проливы, гавани и прибрежные скалы. Добавим на кончике пера желание чего-то достичь и отпустим его в далёкое кругосветное плавание. Книга в помощь! Всё уже ждет тебя. В путь!
Легко ли вынести несправедливое обвинение в неполные двенадцать лет? Вот и Алька не вынес. Он поссорился с сестрой и ушел из дома. Тогда мальчик, конечно, не предполагал, что необдуманный поступок приведет его к мошенникам, которые использовали Альку для своих махинаций. Осознав это, он тайно покидает их и, стараясь выжить, становится «закаленным бойцом улицы», где оказалось немало таких, как он, беспризорных детей. Вместе с ними он попадает в самые невероятные ситуации. Чем же закончатся его скитания?
Крошки, весь мир перед вами — лопух…Примула, Кассиан и Маргаритка Крошки в теплой компании бывших грабителей путешествуют на роскошной яхте «Клептоман-2».Страшный остров, населенный зловещими Лас Няньяс, встает у них на пути… Еще там есть Эль Гусано, Эль Генералиссимо, Эль Кок (Королевский МихаЭЛЬ там тоже, естественно, есть) и много разных прочих элей, но это так, к слову…А главное — Милых Крошек ждет ужасное кораблекрушение (ну, к этому нам не привыкать), ужасный Фулкан, (неужасные) Пропавшие Дети Нянягуа, ужасный Централ с испанскими сапогами, смертельная схватка с ужасной (шепотом!) Великой (ох, кто это?!) и… — впрочем, баста, довольно, а то я уже сам запутался.Короче: Милые Крошки были ОЧЕНЬ опасными.
Краски и запахи итальянского лета, колорит итальянского быта, таинственный реестр, исполняющий (или якобы исполняющий?) желания и несколько тонких, едва заметных нитей, связывающих эту книгу с двумя предыдущими....
Аннотация:Однажды у Незнайки сломался самокат, он пошел к механикам Винтику и Шпунтику и попросил их сделать ему новый. Механики сказали, что у них сейчас нет времени, потому что они отправляются в город Змеевку на собрание механиков. Так как кататься Незнайке очень хотелось, то он решил…