Мой папа — птиц - [4]

Он подпрыгнул к потолку — и рухнул на пол.

— У-у-уй! Ай, спина! Ой, колено! Ох-ох-о… голова!

— Папа, ты не птица, ты человек! — сказала Лиззи. — Ты же убьёшься!

Он захихикал, преодолевая боль.

— Почти получилось, Лиззи! Я почти летел! Ты видела? Мои ноги оторвались от… — Он вдруг умолк. И вытаращился на неё. — Ты почему дома?

Лиззи просунула ладонь под крылья и помогла папе сесть.

— Я дома, потому что тревожилась, — ответила она. — И недаром. Ты — не птица. Ты мог позвоночник сломать!

— Позвоночник сломать? Глупости! — Он передёрнул плечами, проверяя крылья. — Ну как тебе мои крылышки, Лиззи? Я их тебе ещё не показывал. Хотел сюрприз сделать.

Она погладила крылья. Понюхала.

— Да, папуль. Отличные крылья, но…

— Никаких «но»! Эти крылья сделают меня знаменитым и богатым!

— Но, папа…

— А ты вообще должна сейчас быть в школе. Что ты тут делаешь? Как там без тебя задачки и диктанты? Что скажет мистер Ирис?

Лиззи не знала, что скажет мистер Ирис. Но ему не всё равно, это точно. Он наверняка захочет узнать, что у них происходит.

— Мистер Ирис хороший, — сказала она. — Он понимает, что мне иногда надо оставаться дома.

Она снова принялась осматривать крылья. Как же здорово всё это сделано, сплетено верёвкой и проволокой: пёрышко к пёрышку! Она дотронулась кончиком пальца до одного пера. Гладкое-гладкое. Прекрасное! Она погладила другое перо — иссиня-чёрное, блестящее.

— Это перо обронил чёрный дрозд? — спросила она.

— Да, Лиззи.

Папа снял крылья. Когда снимал, крылья зашелестели, словно деревья, словно живые существа. Папа показал ей, где чьи перья. Вот это потерял голубь, вот это — тоже дрозд, только певчий, а это — перо сороки. Он показал ей перья вороны — самые крупные, и перья чайки — самые крепкие. А ещё — крошечное хрупкое пёрышко коноплянки, нежное пёстрое пёрышко пеночки и самое красивое — пёрышко маленького крапивника.

Он показывал, а Лиззи улыбалась. И ахала, и любовалась вместе с ним красотой перьев и крыльев. Сколько она помнит, папа всегда что-то мастерил. Когда ей исполнилось пять лет, он подарил ей кукольный дом, а на Рождество, когда ей было шесть, — целый театр кукол-марионеток. Да ещё качели в саду! Да ещё домик-теремок под яблоней! И, конечно, самодельные книги. Но крылья… это что-то новое, неведомое, удивительное.

— Потрясающе, папа, — прошептала она.

— Всё из нашего сада, — сказал папа. — Даже не представляешь, сколько перьев валяется под деревьями.

— Ты ведь такой умный, пап, — начала Лиззи, но осеклась. Как же ему объяснить? Как убедить его, что его затея обречена на провал? — Пойми, ты разом и умный, и глупый. Человек не может полететь только оттого, что надел крылья с перьями.

— Может! — воскликнул папа. — Просто надо подгадать: чтобы разом и прыгнуть, и взмахнуть крыльями. И надо верить в себя. Всё получится! — Он вздохнул. — Только есть одна закавыка.

— Какая? — спросила Лиззи.

Он многозначительно погладил свой живот. Пошлёпал его. Лиззи улыбнулась. На её памяти папа всегда был немного… пухленький.

— Растолстел я, дочка, — сказал он. — Поэтому никак не взлечу. Ты когда-нибудь видела толстую птицу? Птицу, которая аж колышется от жира… как мой живот?

Лиззи задумалась. Вспомнила раскормленных гусей и индеек, которые и ходят-то с трудом. Куда им летать? Но им и не надо летать. Им надо нагуливать жир, ведь жизнь их закончится на праздничном столе на Рождество. Жестоко, но факт. Потом она вспомнила бедных грустных цыплят в тесных клетках. И…

Папа понял ход её мыслей и уточнил:

— Ты когда-нибудь видела птицу, которая колышется от жира, но при этом летает?

Она покачала головой;

— Разумеется, не видела!. — воскликнул папа. — А почему? Потому что птицы правильно питаются!

Он высмотрел на полу крошечного жучка и закинул в рот. Лиззи охнула.

— Они едят жуков, мух, ягоды и зёрнышки. И червяков, — сказал папа. — Они не едят жирную пищу. Они не едят тостики. И они, безусловно, не едят стряпню твоей тётушки!

Папа съел ещё одного жука. И сказал:

— Чик! Чик-чирик! Чик-чирик-чирик!

Снаружи какая-то птица зачирикала в ответ.

— Слышишь? — обрадовался он. — Работает.

Тогда он закаркал — «кар-кар-кар», — совсем как ворона. И снаружи тут же отозвалась ворона: «Кар-кар-кар». Папа захихикал.

— Ну, ты слышишь? Ты понимаешь, что я настоящий птиц? И всё это — для тебя. Ты будешь мной гордиться.

— Но, папуль, — сказала она мягко и сжала его руку. — Мне не важно, птиц ты или не птиц. Мне важно, что ты — мой папа.

Он умолк. Заглянул ей в глаза.

— Правда, Лиззи? — спросил он, точно эта мысль никогда не приходила в его голову.

Лиззи начала отвечать, но тут с улицы донёсся голос:

— Джек! Джеки!

Папа вздрогнул.

— О, нет! Дорин уже здесь!

Он вскочил на ноги. Закаркал по-вороньи. И выбежал в сад. Остановить его было невозможно.

— Привет, червячатки! — крикнул он.

6

Тётя Дорин ворвалась в дом. В зелёном фартуке в красный цветочек. В жёлтой шляпе и блестящих синих сапогах. Огромную клетчатую хозяйственную сумку она водрузила на стол.

— Элизабет! — вскричала она. — Ты видела этого большого безумца?

— Какого большого безумца? — уточнила Лиззи.

— Тут только один большой безумец, и это не я и не ты. Что, интересно, он задумал? Участвовать в этом безумном конкурсе?