Мой отец генерал - [9]

В ту пору жили мы сравнительно неплохо. Хватало на питание, квартиру, и еще небольшая часть откладывалась как сбережение. Жизнь в Тифлисе – относительно дешевая, особенно продукты. Мясо ели два-три раза в неделю. Постные дни соблюдали все, в том числе и дети. Молоко покупали только для малышей. На завтрак – вареная картошка в мундирах, селедка, огурцы, помидоры, зелень. Чай вприкуску. Обед – борщ с мясом или постный, заправленный растительным маслом. На второе – жареная картошка, рыба, по воскресеньям иногда баранина с баклажанами и помидорами – аджапсандал. На ужин – остатки обеда и чай.

Помню, что отец сам любил кухарничать. Мог приготовить любое блюдо, испечь пироги, запечь окорок или барашка, птицу (гуся, индейку), куличи на Пасху. Можно сказать, он был непревзойденный кулинар! С осени заготавливал на зиму овощи, искусно солил в большой бочке капусту с яблоками. Протирая помидоры через сито с перцем, делал аджику. Очень любил ходить на базар за продуктами. А как умел принять гостей! Его гостеприимству не было предела, особенно на Новый год, который совпадал с днем его ангела. Стол у нас ломился от всевозможных кушаний и напитков. Народ веселился и гулял до самого утра. На людях у отца раскрывался незаурядный талант тамады. Природная веселость и остроумие хозяина радовали всех. Гости чувствовали себя свободными и от души веселились.

Жили мы тогда на Норийском подъеме, № 6, недалеко от кукийского кладбища, где похоронены моя мать, братья и сестры. От нашего дома улица разделялась на две самостоятельные: одна широкой дорогой уходила к православной церкви, другая вела за город, в поле. По улице в основном двигались похоронные процессии. Из-за крутого подъема на нашем отрезке траурные катафалки зачастую останавливались: лошади не в силах были преодолеть крутизну, особенно в гололед или после дождя. Тогда сопровождающие снимали гроб и дальше несли его на руках. В престольные праздники со всех концов Тифлиса сюда стекались толпы нищих, прокаженных, калек. Занимая доходные места на паперти, странные люди вереницей стояли вдоль подъема. В голодные времена я и другая детвора часто кормились на кладбище за счет поминок. Кладбище долгое время служило и единственным местом наших игр в казаки-разбойники. Здесь, преодолевая страх, мы по-своему закаляли характер.

С улицы наш дом был обнесен высоким двухметровым забором. Забраться на него было непросто, но зато, когда, одолев забор, я оказывался наверху, передо мной открывалось необозримое пространство – Вселенная. Сидя на заборе, вглядываясь в начало улицы, сколько радости, бывало, испытаешь, первым заприметив отца, возвращающегося с работы. С криком: «Папа, папа! Я первый увидел!» – я слетал с верхотуры, как тот неоперенный воробей, и мчался ему навстречу. Сколько счастья светилось тогда в его ласковых глазах. Мне первому он торжественно вручал арбуз, хотя я и шагу не мог сделать с ним из-за его тяжести и объема. Важно, что он вручен лично мне. Нести его до дома будут мои старшие сестры.

Отец очень уважал учение. Читать он научился, когда проходил военную службу. Помню, как торжественно он готовился, если нужно было поставить подпись на каком-либо документе. Первым делом он отдавал распоряжение, чтобы все вышли из комнаты. Потом приводил в порядок стол. Мыл руки. Долго чистил перо о волосы на голове, продувая его каким-то особым свистом. Наконец, кряхтя, усаживался за стол. Брал в руки ручку, с торжественным видом обмакивал ее в чернильницу и еще несколько минут, сосредоточившись, внимательно смотрел на то место, где следует расписаться. Наконец собравшись с духом, упирался локтями в стол и начинал раскачивать кисть правой руки влево-вправо. Набрав таким образом определенную угловую скорость, с хода, выбросив вправо загадочный иероглиф, бросал на бумагу завиток, похожий, по его мнению, на заглавную букву «С». Поставив таким манером подпись, с глубоким вздохом отходил от «министерского стола».

Семья у нас была большая, одних детей – девять человек. Я, как старший, рано начал помогать, пристроившись на кухне судомойкой при казармах. Эти казармы до революции принадлежали 1-му Кавказскому стрелковому полку имени князя Воронцова-Дашкова, наместника Кавказа. Здесь из унтер-офицеров и отличившихся солдат, георгиевских кавалеров, в трехмесячный срок готовили младших офицеров – подпрапорщиков. Я чистил котлы, баки и другую посуду, а главное, носил записки молоденьким горничным и кухаркам. Мы, голодная детвора, собирались у выхода, выпрашивая у курсантов еду. Будущие прапорщики предпочтение отдавали девочкам. По вечерам я надевал на голову платок и всегда приносил домой достаточно хлеба.

Здесь же, в Тифлисе, в 1914 или в 1915 году мне пришлось видеть и самого царя – Николая II с семьей. Было это осенью. Холодным днем мы, учащиеся, стояли в цепи вдоль Верийского подъема у моста, где впоследствии погиб смелый революционер, товарищ Камо. В ожидании царского поезда все сильно промерзли. Ночью ударил мороз, мостовая покрылась коркой льда. Лошади скользили и сразу не могли взять крутой подъем. Мы долго видели царя, который сидел в открытом фаэтоне кавказского типа, запряженном шестью лошадьми цугом. Он недовольно хмурился, а его жена Александра, казалось, была сильно возмущена задержкой. За ними на таких же фаэтонах следовал кортеж царской свиты.