Мой отец, его свинья и я - [15]

— Сегодня вечером кухня, — сказал он, — экстерриториальная область.

— Ага, — сказала я.

— Это значит: входить нельзя, — сказал отец и вытолкал меня из кухни.

Я пошла к матери, чтобы сказать ей, что кухня сегодня — экстерриториальная область.

— Ага, — сказала она, — нам туда нельзя. Тогда пойдём куда-нибудь поесть.

Когда поздно вечером мы вернулись, дверь кухни всё ещё была закрыта.

— Умираю от любопытства, — сказала мать, — какой вид там будет завтра утром.

На следующее утро на кухне было прибрано и чисто. Машина для клёцек и скалка лежали на полке на видном месте. Отец сидел за кухонным столом, перед ним стояли две жестяные банки из-под печенья с рождественскими мотивами.

— Доброе утро, — сказала я. — Откуда у тебя эти банки?

— Из коробки с лишней кухонной утварью, — сказал отец и довольно посмотрел на банки.

Потом он взял свою матерчатую сумку с надписью «Big Shopper», поставил в неё банки и пошёл к двери.

— Пока, и спасибо за совет!

— Пока, и пожалуйста, — сказала я.

Вечером вид у отца был уже не такой эйфорический, как утром.

— Ну, как пришёлся пирог? — спросила я его.

— Пирог?

— Ну, который ты испёк для учеников.

— То был не пирог, — сказал отец, — а русский хлеб.

— О, — сказала я. У меня возникло нехорошее предчувствие. — А скажи, это, случайно, не было как-то связано с твоей латынью? — спросила я.

— Ничуть не случайно, — сказал отец. — Я испёк все буквы, которые нужны для того, чтобы перевести первые три фразы из «De Bello Gallico» Цезаря.

— А, «Прекрасная Галлия», — сказала я.

Отец застонал.

— А скажи-ка, — спросила я, — в каком это было классе?

— В двенадцатом, — сказал отец и добавил, что это самый прожорливый класс, какой ему когда-либо попадался. Ученики недолго переводили, а совершенно беспорядочно слопали все буквы, одну за другой. Ну вот, подумала я, значит, им понравилось. Это уже хорошо.

На следующий день я опять стояла с планшеткой перед школой. Я пыталась высмотреть учеников двенадцатого класса. С виду они должны быть совсем взрослые, но ещё не очень старые, иначе это был бы уже тринадцатый класс. Пересилив робость, я подошла к одному очень рослому юноше, который как раз выходил из двери.

— Привет, — сказала я как можно радостнее, — не хочешь ли ты стать членом фэн-клуба?

Молодой человек остановился.

— В принципе, да, — сказал он, — но смотря чьего.

— Моего отца, — сказала я.

— Очень мило с твоей стороны, — сказал молодой человек, — но ведь я его совсем не знаю.

— Может, всё-таки знаешь, — я с колотящимся сердцем назвала ему фамилию моего отца.

— А, ну конечно, знаю, — сказал молодой человек. — Немедленно вступаю в клуб!

Он заполнил заявление и получил от меня членский билет. Сначала я хотела дать ему номер три, но потом быстренько приписала впереди пятёрку.

— Я пятьдесят третий номер? — спросил он.

— Да, — сказала я.

Дома я предъявила отцу заявление.

— А завтра, — сказала я, — я наберу тебе ещё больше фэнов.

Отец уставился на бланк.

— Ты в своём уме?! — закричал он. — Ты же завербовала моего практиканта!

Отец побежал в свою комнату, из которой вскоре донеслась классическая музыка, включённая на полную громкость.

— Тогда сам ищи себе фэнов! — крикнула я в эту музыку и побежала в свою комнату.

Я включила на полную катушку свой музыкальный центр и представила, как теперь можно слушать PUR прямо с улицы. Некоторое время я валялась на кровати и дулась. Потом мой взгляд упал на латинский словарь, который лежал на письменном столе. Асинус, подумала я. От этого слова мне стало совсем грустно. Отцу нужны фэны, причём неотложно. Я подумала про господина Меерхазе. Может, отцу стоит всего лишь ставить ученикам хорошие отметки по физике и по латыни — и тогда его быстро полюбят.

Назавтра я опять стояла перед школой с планшеткой.

— Хотел бы ты иметь «хорошо» по латыни и по физике? — спросила я первого же ученика, который вышел из школы.

— Нет, я надеюсь, что смогу удержаться на своём «отлично», — сказал он и пошёл своей дорогой. Следующего я, для верности, спросила, не хочет ли он иметь «отлично» по латыни и по физике. На сей раз я попала в точку. Его перевод в следующий класс, сказал он, висит на волоске, и всё только из-за химии, математики, латыни и физики, а старый Асинус стопудово оставит его на второй год.

— Старый Асинус, — сказала я, — стопудово переведёт тебя, если ты вступишь в его фэн-клуб.

Он поставил свою подпись. Я выдала ему членский билет под номером пятьдесят четыре.

Когда я вернулась домой, в сумке у меня было десять подписанных заявлений. Я выложила их на письменный стол отца.

— Вот, — сказала я, — твоя первая десятка.

Отец прочитал фамилии на бланках.

— Странно, — сказал он. — Как раз от этих учеников я меньше всего ожидал, что они вступят в мой фэн-клуб.

— Видишь, как ты обманывался, — сказала я и вышла из комнаты.

Неделю спустя фэн-клуб моего отца насчитывал уже тридцать членов. Вступили все его отстающие ученики. Отец то и дело перечитывал бланки.

— Никогда бы не подумал, — сказал он, — что меня так любят!

— Я бы тоже не подумала, — сказала я.

X

Когда мне было шестнадцать, отец привёл мне мужчину.

— Стефан вернулся, — сказал он и втолкнул его ко мне в комнату.