Мой нежный и ласковый зверь - [3]

Закончив процедуру, я застелил стул старым полотенцем и, положив на него Коню, принес из прихожей молоко и мясо, к которым Коня так и не притронулась даже и ночью. Мне хотелось, чтобы она поела хотя бы немного, поскольку на нее было тяжело смотреть — кожа да кости. Но она, как и накануне, не обратила на еду никакого внимания. По всему было видно, что ей хочется только одного — чтобы к ней не приставали, и я удалился на свою территорию, не настаивая ни на чем.

3

Коня выздоравливала, хотя первые четыре дня пролежала пластом. Я каждый день приходил к ней, осматривал искусанные лапы и старался пробудить у нее интерес к еде, но это мне удалось сделать лишь на пятый день, когда Коня, словно бы вспомнив, что на свете существует еда, вылакала целое блюдечко молока. Пользуясь моментом, я подсунул ей заодно и мяса, но она лишь понюхала его и отвернулась. Ничего, подумал я, раз прорезался вкус к молоку, скоро дело дойдет и до мяса.

И действительно: на следующий день Коня поела и мяса, а ночью, впервые за все дни, слезла со стула. Я еще не спал и, услышав царапанье, зажег настольную лампу. Полоса света, как ковровая дорожка, протянулась из открытой двери в смежную комнату, и на этой «дорожке» я увидел Коню, еле-еле ковыляющую в направлении прихожей. Слезть в таком состоянии со стула ее могло заставить лишь одно — потребность справить нужду, и я только теперь спохватился, что, занятый одним — лечением, совершенно забыл о другом, о том, чтобы заранее принести для Кони песка. Бежать за ним на улицу среди ночи было глупо, да и некогда — Коня уже искала местечко, где бы присесть. Единственное, что я успел сделать, — это постелить ей газету.

Конечно, этот прием можно было использовать и в дальнейшем, ведь многие, кто держит кошек, приучают их ходить на газету, но мне почему-то всегда больше нравился песок, и я решил не изменять своему правилу и в этот раз.

С песочницей дело решилось просто: опыт подсказывал, что лучше противня ничего не придумаешь, тем более что в плите их два, и один можно изъять без всякого ущерба для хозяйства. Хуже оборачивалось дело с песком. Стояла середина октября, через неделю-другую мог выпасть снег, и уж тут песочком не разживешься. Значит, выход один — сделать запас на зиму. А это значит — на полгода, до мая.

Сколько надо песка котенку? Две-три горсти на день. Вроде немного, но ведь таких дней до весны набиралось целых сто восемьдесят, и две-три горсти превращались, таким образом, в целую кучу песка, которую при всем желании не заготовишь. Точнее — не поместишь в городской квартире.

Но хоть сколько-то надо было запасти, тем более что подходящая емкость для этого у меня имелась — картонный ящик из-под телевизора, стоявший без всякого употребления на балконе. Там, кстати, я решил поставить и противень, поскольку песок, выставленный пусть и в укромном уголке, но непосредственно в квартире, всегда является для котят великим соблазном. Песочница как бы провоцирует их: натыкаясь на нее, они не упускают случая лишний раз «отметиться», хотя у них и не было никаких позывов. Просто они не могут равнодушно пройти мимо песка, как собаки мимо столбика.

Понятно, что при таком раскладе иной раз приходится менять песок раза два на день; выставив же противень на балкон, оставалось лишь приучить Коню проситься туда. Она оказалась понятливой и вскоре в случае надобности уже не искала, где бы присесть, а ковыляла прямехонько к балконной двери. Уходя из дома, я вносил противень в прихожую, возвращаясь — водворял на прежнее место, и этот «челночный» метод прижился в нашей практике наилучшим образом.

4

Появление Кони должно было волей-неволей изменить мою жизнь, и это прежде всего касалось ее оседлости — с котенком, да вдобавок больным, приходилось думать не о разъездах, а о том, как бы лишний день побыть дома. Но как побудешь? Не скажешь же, что не можешь поехать в командировку лишь потому, что не с кем оставить котенка? Заяви я такое — на меня воззрились бы как на чудака, чтобы не сказать хуже.

По счастью, мне не требовалось делать никаких заявлений. Говоря высоким «штилем», я еще не успел стряхнуть с себя пыль дорог, поскольку лишь недавно вернулся из поездки, и у меня было как минимум два месяца, чтобы сидеть дома и отписываться. Для начала это было просто роскошно: за два месяца Коня должна была окончательно выздороветь и прижиться в доме, а как там будет дальше — об этом я пока не загадывал.

А между тем дела у Кони шли неважно. То ли из-за инфекции, то ли по какой другой причине, но раны никак не заживали, постоянно гноились, и мне приходилось каждый день обрабатывать их. Это растянулось на целый месяц, и только после ноябрьских праздников началось быстрое заживление. Однако одно место, величиной с трехкопеечную монету, еще долго не затягивалось и кровоточило, но в конце концов зарубцевалось и оно. Коня перестала хромать, и, глядя, как она на глазах выправляется, я вспоминал ее такой, какой она была в тот злосчастный для нее вечер, и радовался, что сделал доброе дело. Не выбеги я тогда на улицу — Коня вряд ли осталась бы живой. А если б по случайности и осталась, то наверняка коротала бы свой век калекой.