Мой народ сиу - [21]

КАК МЕНЯ ЗАВЕРБОВАЛИ В ШКОЛУ

Наступил сентябрь 1879 года. Дни теперь стояли прохладные и ясные, можно было много бегать и играть, и при этом не было жарко, как летом.

Маленький мальчик, по имени Ваниетула - Зима, - и я играли на улице между ларьком моего отца и агентством. Ваниетула был моим дальним родственником, и мы называли друг друга "брат".

Мы заметили большую толпу, которая собралась около одного из домов агентства. Конечно, нам это было очень интересно, и я сказал брату:

- Давай побежим туда и посмотрим, что там делается.

И мы помчались со всех ног.

Когда мы подбежали к дому, около которого собралась толпа, мы поднялись на цыпочки и заглянули в окно. Комната была полна народу. Среди толпы мы заметили нескольких бледнолицых мужчин и одну женщину.

Они увидели, что кто-то смотрит в окно, и знаками стали приглашать нас войти. Но мы не знали, что делать.

Тогда они показали нам несколько длинных леденцов. А я отозвал своего братишку в сторону, чтобы обсудить, что этим бледнолицым от нас надо. Они показали нам конфеты, наверное хотели угостить? Мы вернулись и снова заглянули в окно.

На этот раз в дверях показался переводчик и заманил нас в комнату. Это был метис, по имени Чарлес Такет, а среди нас, ребят, он был известен как Длинный Подбородок.

Мы входили очень медленно, останавливались на каждом шагу и все думали, думали: "Зачем же это нас зовут?"

Там мы увидели двух индейских мальчиков, одетых, как бледнолицые. Они где-то учились. Оба они были племени Санти Сиу, но в своей новой одежде они выглядели совсем как бледнолицые,

Тогда переводчик сказал нам, что если мы поедем на восток и научимся там жить, как живут бледнолицые, то нас тоже нарядят так, как этих мальчиков. Потом он добавил, что это просил нам передать один бледнолицый учитель, которого зовут капитан Пратт.

Переводчик говорил с нами очень любезно, но меня не тронули его слова. Моя мысль работала совсем в другом направлении. Я вспоминал наставления своего отца. Он говорил:

"Мой сын, будь храбрым! Умри на поле битвы, вдали от дома, если так нужно будет. Лучше умереть молодым, чем сделаться старым и больным и тогда умереть".

Мне показалось, что случай поехать на восток будет доказательством моей храбрости. Мы не любили бледнолицых и не верили им, и мысль поехать с людьми, которых мы считали своими врагами, куда-то в неизвестные края показалась мне привлекательной, и я сказал:

- Да, я поеду.

Потом я добавил, что сейчас сбегаю за своим отцом, чтобы они сами с ним обо всем переговорили.

Взволнованные разговором с бледнолицыми, ни я, ни мой брат не вспомнили про обещанный нам леденец. Так мы его и не получили.

Я побежал домой и застал моих родных за столом. Отец сидел с мачехой, и все пятеро детей были с ними.

Я подсел к отцу и стал рассказывать ему про бледнолицых, которые приехали в наше агентство. Дети притихли и очень внимательно слушали мой рассказ. Там были мои сестры Зинтказивин и Уонбли Кояакевин, и два моих брата Уопатапи и Нэп-Сни, и моя самая маленькая сестра Тауа-Хукезанунпавин.

Когда я рассказывал, я забыл про еду, но все-таки немного поел, чтобы не огорчать родителей. Мне очень хотелось скорее вернуться в агентство.

После обеда мы отправились туда вместе с отцом. В агентстве встретили нас очень хорошо, и все здоровались с отцом за руку. Потом они сказали ему через переводчика относительно поездки на восток, которую они предложили мне. Отец выслушал все, что они сказали, потом повернулся ко мне и спросил:

- Хочешь ли ты, сынок, поехать?

- Да, - ответил я.

Мне кажется, я был первым мальчиком, который тогда дал свое согласие. Мое имя записали в большую книгу. Ота Кте (Меткий Стрелок), сын Мато Нажина (Отважного Медведя).

После того как мое имя попало в книгу, все бледнолицые пожали мне руку и сказали что-то на своем языке, но я ничего не понял.

РАССТАВАНИЕ

Мы с отцом вышли вместе и направились к дому. По пути он не проронил ни слова.

Наверное, ему было грустно. Может быть, он думал, что, если я уеду с бледнолицыми, он никогда больше не увидит меня, что я забуду свой народ. А может быть, ом боялся, что если я стану образованным, то пойду против своего народа. Закрадывались ли в сердце отца эти опасения, я не знаю, но он шел все время молча.

На следующий день отец пригласил к нам всех соседей. Он снял все товары с полок своего ларька и принес их оттуда домой. Потом он привел нескольких пони. Когда народ собрался у нас, он отдал им свои товары и пони, потому что я уезжал на восток, уезжал с бледнолицыми и, быть может, уже никогда не вернусь. Поэтому он роздал почти все, чем владел.

Другие вожди тоже отдали много своих вещей.

Агент сказал индейцам, что у него будут государственные фургоны, где поместятся все дети, которые уезжают. Но мой отец сказал, что он хотел бы сам подвезти. меня как можно дальше. Он погрузил на свой небольшой фургон маленькие типи, спальные принадлежности, посуду - словом, все, что нужно было нам в дорогу, чтобы доехать до пристани - часть пути мы должны были ехать на пароходе.

Когда все уже было готово к отъезду, я взглянул на своих пони, которые паслись недалеко на лугу, и мне вдруг стало так грустно. Ведь, может быть, я их никогда больше не увижу. И я попросил разрешения у отца поехать верхом на пони: нужно было проехать расстояние около пятидесяти миль, отделявшее нас от агентства Черный Столб, где была пристань и куда должен был причалить наш пароход. Отец, конечно, не мог отказать мне в моей просьбе.