— Нет, кто его спрашивает? — тут же переспросили ее.
«Что за дела? — удивилась она. — Звоню Лике, но, чтобы поговорить с ней, мне нужно поговорить с ее мужем, а чтобы поговорить с ее мужем, мне нужно поговорить еще с кем-то и сказать, кто я такая…» Ответила она несколько раздраженно:
— Тимур звонил мне и просил позвонить ему. И я звоню. Он дома или мне позвонить позже?
— Вы — Екатерина Фомина?
— Как? — оторопела она.
Мужчина, говоривший с ней, назвал ее девичью фамилию, по мужу она была Булавина. «Чертовщина какая-то… — растерянно подумала она. — Что-то тут нечисто… И откуда он знает мою старую фамилию?» Но она тем не менее подтвердила, что да, она и есть Екатерина Фомина. Мужчина сказал:
— Передаю трубку.
И теперь с ней говорил Тимур. Голос звучал как-то странно: сдавленно и потерянно.
— Катя? Вы вчера были у нас…
— Ну да, была! — Она вконец рассердилась из-за этих недомолвок и непонятных расспросов. — И что из этого следует? Тимур, объясните мне! С кем я говорила?
— Со следователем.
— С кем?
— Здесь следователь, — повторил Тимур. — Лику вчера убили.
— Как?! Как?! — Кате казалось, что она кричит, но тут же она поняла, что не производит ни звука, — только открывает и закрывает рот. Крик не прорывался наружу, такого с ней еще не случалось. Ноги дрожали, и она подумала, что если бы стояла сейчас, то наверняка упала бы в обморок.
Тимур продолжал:
— Катя, вам надо приехать. С вами хотят поговорить. О ней.
— Да… Да… — Она наконец совладала со своим голосом и смогла несколько привести мысли в порядок. — Я тоже хочу кое о чем поговорить со следователем. Вам известно, Тимур, что позавчера вечером убили Иру Ардашеву? Нашу подругу?
«Надо теперь говорить — мою подругу, — поправила она себя. — „Нас“ теперь не осталось. Есть только я, и это моих двух подруг убили одну за другой… Впрочем, есть еще Лена. Она знает обо всем этом?»
— Я приеду немедленно! — сказала она. — Сейчас же! Меня подождут?
— Да, это они просили меня позвонить вам. Я и сам хотел вчера вечером… Нашел телефон в ее старой записной книжке…
«И поэтому я оказалась Фоминой, — сообразила Катя. — На „Ф“, Лика когда-то записала меня на „Ф“. Все ясно».
— Я буду через час, если удастся, — сказала она и положила трубку. Димы в агентстве не было. Некому было выкрикнуть все, что она узнала. «Он бы отвез меня, он бы не отказал, — подумалось ей, когда она торопливо швыряла в сумку необходимые вещи — деньги, расческу, записную книжку. — Он бы довез меня, и мы бы во всем разобрались… Нет, ни в чем я не разберусь, кому, кому все это понадобилось? Еще и Лика! Лика…»
В квартиру Лики и ее мужа она попала только к двум часам. Одну электричку на Ярославском вокзале упустила, и пришлось ждать еще минут десять, пока придет другая. За это время она едва не сошла с ума — кружила по платформе, бралась за голову, проверяя, горячий лоб или нет. Ее сильно знобило, и ей казалось, что она заболела. Поезд до Мытищ шел, как ей показалось, целый час. Сквозь грязное стекло вагона она видела бегущие мимо трубы, бетонные платформы, зелень вдоль дороги и все время говорила себе: «Подожди, это еще не конец света, все разъяснится», а другой голос, принадлежавший неизвестно кому, отвечал: «Нет, уже никогда не разъяснится. Никогда не станет ясно, как можно убить двух женщин, двух матерей, оставить сиротами двух детей. Этого тебе никогда не понять». И уже когда она вышла из вагона, узнала этот голос. Это был голос ее отца.
Следователь оказался мужчиной лет тридцати пяти. Его лицо она не разглядывала, хотя всегда любила смотреть в лица людям, с которыми ей вот-вот придется общаться. Это была своеобразная лотерея — угадай, что это за человек, угадай и — как правило — ошибись. Но тут ей было не до лотерей. Кроме следователя, в квартире находился милиционер в форме — совсем молодой — и Тимур. Он был в спортивных штанах, в грязной белой майке с арабской надписью. Небрит, глаза красные, опухшие — слезы или бессонная ночь? Разгром казался еще более ужасающим, — видимо, в квартире что-то искали.
— Это я, — сказала Катя, — говорила с вами по телефону.
Она обращалась только к следователю. Он кивнул ей, представился и попросил пройти вместе с ним в ту самую комнату, где она вчера говорила с Ликой. Это было единственное место в доме, где можно было на что-то сесть. Ни Тимур, ни милиционер за ними не пошли.
Катя машинально опустилась в то самое кресло, где сидела вчера. Дрожь прошла, но ей все еще было очень холодно, хотя день выдался совсем жаркий. Тем не менее у нее на шее и на груди, открытой вырезом пиджака, выступила испарина, и ей подумалось, что следователь это видит и думает, что она очень волнуется.
— Я веду это дело, — сказал он. — С вами надо было поговорить уже насчет Ардашевой, но события развиваются слишком быстро. Мы будем говорить сразу о двух женщинах. Вы готовы?
— Я готова, — сказала Катя и сглотнула слюну. — Скажите, как это случилось? С Ликой, про Иру я уже знаю. Ее мать вчера…
— Да, она нам об этом сообщила, — сказал следователь. — Вы туда приезжали. Она вам рассказала, как погибла Ардашева?
— Да. Ее задушили в подъезде, — ответила Катя. — Не ограбили и не изнасиловали. Верно?
