Мой-мой - [49]

– Пия, я сейчас не могу! – жалобно молю я о пощаде.

– Смотри, а ведь он у тебя стоит!

Я поднимаю тяжелую голову и смотрю вдоль туловища в направлении ног. Там, покуда я спал, среди густой кудрявой травы вырос высокий крепенький гриб. Пиины пальчики нежно поглаживают его сильное основание и осторожно ласкают маслянистую липкую шляпку.

– Ладно, только ты все делай сама. Презерватив у меня в рубашке.

А я хочу спать.

Уже сквозь дремоту, я слышу, как она на меня забирается. Чувствую, как мои бедра обхватывает что-то теплое и мягкое, будто ватное одеяло. А затем упругие и равномерные покачивания погружают меня в бесконечный сон.

Мне кажется, что я еду в поезде, в санитарном вагоне, вокруг стоны и тихие вскрики раненых. И мне самому делают какую-то операцию. Я ощущаю резкую боль в области паха, раскрываю глаза и вижу, что надо мной стоит военврач с медалями на груди и чем-то окровавленным в руках.Боль моя не стихает, я гляжу туда, где должен быть хуй, но вижу вместо него огромную черную дырку. Я громко кричу от страха и ужаса и слышу успокаивающий голос склонившейся надо мной медицинской сестры:

– Не надо кричать, ты разбудишь Кая! Я уже все…

Глава 19. "МОЙ-МОЙ". НТВ У БУДИЛОВА. ПОРНО ЗА БАБКИ.

Наутро от мексиканских коктейлей, отполированных "Кошкенкорваном", у меня так болит голова, что в туалет я ползу на четвереньках. Воистину, быть любовником финской женщины опасно для здоровья и жизни!

Кай думает, что я дурачусь, и смеется. Но мне не до смеха. Мне хочется блевать, а блевать-то и нечем. Таким образом, я добираюсь до туалета. А туалет у Пии совмещен с душем. Ванны же у нее в квартире нет вообще. Я открываю кран и делаю себе ледяной душ, называемый в народе "душем Карбышева" по имени советского генерала, ставшего его популяризатором. Русский "душ Карбышева" вне всяких сомнений оказывает большее лечебное воздействие на человека, чем знаменитый французский "душ Шарко". Будь я врачом, именно "душ Карбышева" рекомендовал бы я для лечения последствий употребления "Кошкенкорвана".

Стоя под душем, я постепенно возвращаюсь к жизни и даже жалею, что не прихватил с собой зубную щетку. Ничего, я возьму ее в следующий раз.

Пока я плескался в душе, Пия, до того что-то делавшая на кухне, переместилась в прихожую, где на книжной полке стоит телефон, и треплется по телефону. Как я успеваю понять, она обзванивает своих вчерашних гостей и спрашивает, как у них дела и как они себя чувствуют.

Я надеваю ее розовый махровый халат с подкладными плечами, висящий в ванной, и иду в кухню. Наливаю себе в чашку апельсиновый сок, но пить не могу. Сижу, смотрю в окно. Напротив глухая кирпичная стена военной казармы. Справа виднеется кусочек гранитной набережной с Невой и Крестами на другом ее берегу.

Прислушиваюсь к непонятным мне звукам финской речи. Пробую уловить хоть что-нибудь вразумительное. Вот она набирает чей-то номер:

– Мой! Мой-мой! – а дальше уже следует какая-то полная белиберда.

Потом набирается следующий номер:

– Мой! Мой-мой!

Потом еще и еще.

– Мой-мой!

– Мой!

От этого "мой-мой" мне становится так смешно, что я буквально начинаю кататься и заходиться от истерического смеха. "Мой" – повторяю я про себя, – "мой-мой". После "Кошкенкорвана" это будет следующим выученным мной финским словом.

– Ну что? Почему ты смеешься?

– Пия, а что означает "мой-мой"?

– Это у нас как "привет", а что?

– Не обижайся, но я так и подумал.

– А что хочешь сейчас делать?

– Могу помогать тебе все убирать.

– Не надо, это все сделает Люда.

– А Люда – твоя домработница?

– Да, она мне досталась вместе с квартирой. Я плачу ей сто долларов в месяц, и она смотрит за Каем и все делает. Здесь за каждой финской квартирой есть своя русская женщина. Уезжает один дипломат, приезжает другой, а женщины остаются. Люда очень хорошая, я даже хотела поднять ей зарплату, но не могу, так как об этом могут узнать остальные, и тогда будет неудобно.

– Не переживай, сто долларов для России – это нормально.

– У Люды двое детей, а муж работает на заводе и почти ничего не получает.

– Ах, черт, я совсем забыл! Сегодня в двенадцать нас будет снимать телевиденье. Мне надо идти, но я мог бы прийти к тебе вечером.

– Вечером меня не будет. Я иду на новоселье. Одна финская женщина купила здесь на Мойке квартиру, сделала ремонт и сегодня приглашает на Party. Там будут многие финские люди.

– Хорошо, а ты не скажешь мне твой номер.

– Конечно, но я не знаю, когда я вернусь.

– А у тебя есть мобильный телефон?

– Есть, но на него не надо звонить. Он на финском номере и мне очень дорого, если на него кто-нибудь звонит.

– Я знаю. У меня есть австрийский, и мы сможем обмениваться SMS.

– А, SMS – это текст-мэссиджи?

– Да! Говори же мне номер!

Я достаю свой мобильный телефон, включаю, и вношу в память ее номер. Затем латинскими буквами имя – "Pia Lindgren".

– Так, есть! Теперь скажи мне, как по-фински пишется слово "мой"!

– Очень просто – три буквы "м", "о" и "i".

Я вхожу в меню своего телефона на "мессидж", набираю слово "моi", затем ввожу номер Пии и отправляю. Через несколько секунд слышу, как где-то в комнате жалобно пискнул ее крохотный телефончик "Nokia".