Мой Мастер - [40]

«Прости меня…»

Он отогнал от себя эту мысль. Рано просить прощение. Есть еще время. Немного, но есть. Сейчас важнее всё успеть.

Первые попытки вытянуть воспоминания кончились неудачей. Образы путались, смешивались, и Люциус был вынужден обратиться к Снейпу. Тот молча выслушал закадычного друга, потом попытался проклясть, потом несколько часов с удовольствием разорялся по поводу «остроухих блондинок», «нежных и трепетных эльфийских педофилов: Поттеру, прости Мерлин, только шестнадцать, а кое-кому скоро стукнет сорок», «ископаемых, о которых даже достоверных упоминаний в летописях не осталось». Потом несколько поостыл и согласился помочь.

Выудив первые воспоминания и восстановив их точные даты, Снейп завёлся по-новой.

- Я рад, что твоя голова всегда работала. Вот только одна печаль, видимо, вы эльфы просто не знаете… - он немного помолчал, - думать нужно той головой, которая на плечах…

- Снейп! - Люциус не выдержал и прошипел на парселтанге, тут же добавив угрожающий рык.

Тот лишь скептически скривился:

- Не выпендривайся, Леголас. У Лорда получается эффектнее. Да, и у Поттера тоже, хотя у последнего - в силу возраста. Всё же шипение из уст двенадцатилетнего ребёнка слышать было фееричнее.

Люциус пропустил мимо себя смысл язвительной фразы, зацепившись за незнакомое имя:

- Кто такой Леголас?

Снейп одарил его фирменным взглядом «вы придурок, батенька», но соизволил ответить:

- Толкиена почитай на досуге. Эта книга должна стать твоей настольной, - и рассмеялся.

Флаконы с воспоминаниями постепенно, медленно, но верно заполняли деревянную, грубо обработанную коробку. Снейп немного смягчился. С интересом понаблюдал за несколькими люциевскими тренировками, пряча страх и восхищение за ироничной улыбкой. Как-то вечером, после очередного выматывающего сеанса легилеменции, он сказал Люциусу:

- Ты знаешь, Малфой, я даже несколько рад, что не один такой слизеринец, попавшийся на удочку гриффиндорца. Всё-таки старик в свое время намудрил что-то с собственным распределением.

Люциус ответил снисходительным:

- Человек! - его всегда забавляло то, как маги носятся с факультетской принадлежностью.

12. Паззл.

Гарри разглядывал очередной флакон с воспоминанием. Вот уже несколько недель он подглядывал за Мастером через призму его прошлого. Словно заново знакомился с тем, кто ушел в небытие, оставив после себя лишь горький дым, заключенный в дешевое стекло. Теперь все ночи напролёт проходили в думосбросе. В жизнь Гарри, только-только успокоившуюся, укрывшую, наконец, боль и безумие потери, ворвалось безумие иного толка. Поттер внимательно всматривался в события далекого прошлого, в растерянности замирая перед ними. Гарри любовался юным Люциусом. Каждый день он с нетерпением ожидал наступления ночи для того, чтобы вновь погрузится в миражи воспоминаний, туда, где тени прошлого оживали, приобретали объём и краски. И сейчас он следил за тем, как Мастер, живой, такой близкий и в тоже время недосягаемый, спешно собирается куда-то. Как знакомая, щемящая сердце складка пролегает между светлых бровей. Каждый жест, каждое движение, каждое слово Люциуса вызывали боль. Живой. Здесь он еще живой.

Гарри насторожился. Последние несколько недель просматривая воспоминания, он особо не концентрировался на смысле. Они и так приносили слишком много боли, чтобы еще и внимательно наблюдать за тем, как Люциус вопреки запретам отца продолжает свои встречи с Риддлом. Люциус, ведомый своими инстинктами, наплевал на прямой запрет Абрахаса и не оставил Риддла. Воспоминания прекрасно показывали, какого рода отношения связывали будущего Тёмного Лорда и Мастера. Их взгляды, разговоры, прикосновения… вначале они вызывали лишь глухую злость и обиду. Совершенно невозможно было видеть то, как Риддл очаровал Люциуса, приблизил к себе, клеймил. Воспользовался им, как пропуском в закрытое общество чистокровных. Стыдно. Невыносимо стыдно. Гарри понимал, что Мастеру только-только исполнится шестнадцать, что он бунтует, намеренно нарушая запреты отца, что он ведом инстинктами, которые всё с большей силой давлели в преддверии полного принятия. Но стыд горел в груди адовым пламенем, щедро, широкими мазками нанося ожоги. В тоже время, собственные детские, глупые обиды на излишнюю строгость, на многочисленные запреты таяли. Приходило понимание, почему Люциус следил за своими воспитанниками как Цербер, не давая совершить ошибки, подобные своим. И Гарри, защищаясь от лишних болевых ощущений, перестал вдаваться в смысл увиденного, довольствуясь лишь возможностью видеть живого Люциуса. Но сейчас… сейчас воспоминание состояло из череды беспорядочных, на первый взгляд, не слишком понятных, словно вырванных картинок. Вот Люциус с отвращением разглядывает покалеченного волшебника, переводит недоуменный взгляд на Риддла, тот лишь ласково улыбается в ответ. Следующая картина. Собрание. Люциус стоит рядом с Риддлом и со страхом во взгляде наблюдает за тем, как наказывают одного из провинившихся пожирателей… Яркие вспышки, крики, паника. И Люциус в центре с недоумением оглядывает развернувшееся сражение между аврорами и пожирателями. Секунда, и он аппарирует в