Мой малыш - [3]

Сцена эта потрясла Бинго. Он вспомнил, что Пуффи Проссер — крестный его сына. Если нежные ручонки раскололи сэра Эйлмера Молверера, прославленного своей черствостью, почему бы им не расколоть несчастного богача?

Да, конечно, в середине июня нет ни снега, ни снегирей. Да, Пуффи предупреждал еще на крестинах, что больше серебряной чашечки из него не выжать. И все-таки Бинго, засыпая, думал о том, что, если ребенок не подкачает, можно попросить и сотню.

Наутро, как бывает всегда, он одумался и решил ограничиться двадцатью фунтами. А что, вполне достаточно! Десять — ей, десять — ему. Словом, звоня в дверь, он был вполне спокоен. Его могло бы взволновать то, что юный Алджи походит на бандита, которым погнушался даже Каторжный клуб, но инцидент с констеблем показал, что таковы все младенцы, включая и героя «Ручонок». Миссис Бинго, в сущности, описала только розовые пальчики, а их у А. О. хватало. В общем, Бинго был весел, когда лакей Пуффи, Коркер, открыл ему дверь.

— Привет, — сказал он. — Хозяин дома?

Коркер ответил не сразу, попятившись от младенца, но, как образцовый лакей, сдержал себя.

— Да, сэр, — сообщил он. — Еще не встал. Поздно вернулся.

Бинго понимающе кивнул.

— Молодость, молодость! — заметил он. — Э?

— Да, сэр.

— Веселое время…

— По-видимому, сэр.

— Так я зайду?

— Прошу вас, сэр. Его взять?

— А? Нет-нет! Это — крестник мистера Проссера. Пусть повидаются.

— Да, сэр?

— Знаете, не виделись с крестин.

— Вот как, сэр?

— Ну, пошли.

— Мистер Проссер в гостиной, сэр.

— В гостиной? Я думал, в спальне.

— Нет, сэр. Он в камине, сэр.

Действительно, Пуффи лежал в камине, хотя и не целиком. Одет он был с иголочки, прямо для бала, если бы галстук не заменяла голубая лента именно того рода, какой изящные девицы подвязывают волосы. В руке он держал воздушный шарик, на манишке алела надпись: «Траля-ля!» Словом, беспокоить его не стоило, и Бинго задумался.

Однако, взглянув на часы, он понял, что выбора нет. Времени оставалось в обрез.

— Коркер, — сказал он, — через десять минут мне надо быть на вокзале. Пуффи будить опасно, пускай выспится. Я оставлю младенца тут, на ковре. Сами познакомятся.

— Превосходно, сэр.

— Конечно, хозяин сразу вызовет вас. Тогда скажите: «Это ваш крестник, сэр». Или: «Крестничичечечек, сэр». Выговорите?

— Нет, сэр.

— Так я и думал. В общем, ясно? Хорошо. Пока. Поезд и Бинго прибыли одновременно, а через минуту появились и Рози с матерью. Старушенция еще толком не вылезла из вагона, когда дочь, бросив ее, кинулась к мужу:

— Кроличек!

— Зайчик!

— Как давно я тебя не видела! Где Алджи?

— У Пуффи Проссера. Заскочили по дороге, а тот в него вцепился. Все-таки крестный отец… Заберем на обратном пути.

— Забери ты. Я отвезу маму, ей нехорошо.

— Да, — согласился Бинго, — вид поганый. На грязи, и как можно скорей! Жду у Пуффи.

— Где он живет?

— Парк-Лейн, 62.

— Я скоро приеду. Да, дорогой, ты деньги положил?

— А, черт! — вскричал Бинго. — Забыл, спешил к тебе. Возьмем Алджи — и положим.

Смело сказано, но на Парк-Лейн, у дома, он все-таки заволновался. Кто его знает, этого Пуффи! А вдруг не даст? В конце концов, сэр Эйлмер Молверер — поджарый, здоровый дядька, по-видимому — не с перепоя.

Поэтому он беспокоился, спрашивая Коркера:

— Все в порядке?

— И да, и нет, сэр.

— То есть как? Хозяин звонил?

— Нет, сэр.

— Почему же он не звонил?

— Он кричал, сэр.

— Кричал?

— Да, сэр. Издал пронзительный крик, свидетельствующий об испуге. Примерно так кричал он после Нового года, когда подумал — ошибочно, сэр, — что видит розового слона.

Бинго нахмурился:

— Мне это не нравится.

— Точно то же самое сказал мистер Проссер, сэр.

— Крестные не кричат при виде крестников. Пойду, посмотрю, в чем дело.

Он пошел — и остановился в изумлении.

Алджернон Обри сидел на ковре, пытаясь проглотить шарик. Пуффи смотрел на него выпученными глазами. Бинго, человек сметливый, заметил какую-то напряженность и решил, что тактичней о ней не говорить.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — отвечал Пуффи.

— Какое утро!

— Да, погода — будь здоров.

Поболтав о европейской политике, они замолчали. Потом Пуффи спросил:

— Бинго, ты, часом, не видишь ничего на полу?

— Это ребенка, что ли?

Пуффи протяжно вздохнул:

— Ре-бен-ка? Он тут есть?

— Конечно, — отвечал Бинго. — Тю-рю-рю, — прибавил он, втягивая сына в беседу. — Папа пришел.

— Папа?

— Папа.

— Это твой?

— Мой.

— Что он тут делает?

— Да так, зашел.

— Что ж он сразу не сказал?! Я чуть не спятил от страха.

— Ты его не поцелуешь?

Пуффи дернулся.

— Не шути так, — попросил он и прибавил, глядя на крестника с большой дистанции: — А я еще думал жениться!

— И правильно, — одобрил Бинго. — Жениться очень хорошо.

— До определенной меры, — сказал Пуффи. — Ты подумай, какой риск!

— А что такое?

— То есть как — что?! — проговорил Пуффи тихим, дрожащим голосом. — Как — что? Да если бы не ты, это могло быть у меня! Честное слово, я собирался сделать ей предложение. Слава богу, ты помешал. — Он испустил глубокий вздох. — Бинго, старик, ты вроде просил пятерку?

— Десятку.

Пуффи покачал головой:

— Этого мало. Пятьдесят, а?

— Пятьдесят?

— Ты не против?

— Нет-нет, что ты!

— Хорошо, — сказал Пуффи.

— Замечательно, — сказал Бинго.