Хрустящий рогалик, словно мусор, пролетел мимо Трутня, угощавшего пожилого родича, и ударился об стену. Заметив, что гость поднялся в воздух на восемнадцать дюймов, Трутень попросил его не беспокоиться.
— Знак внимания, — объяснил он. — Мне, конечно. Откуда оно летело?
— Кажется, от того столика.
Трутень посмотрел на столик, где сидели два других Трутня.
— Высокий, в очках, исключается, — сказал он. — Это Хорес Давенпорт, наш чемпион по дротикам. Если б он метил, он бы попал. Значит, Бинго Литтл. Еще сыру?
— Нет, спасибо.
— Тогда пойдем выпьем кофе?
— Да, все ж безопасней.
— Не сердись на Бинго, — сказал Трутень, когда они уселись. — До недавней поры над ним бушевала гроза. Дом его мог рухнуть. Гроза миновала, он не совсем в себе. Под грозой я разумею няню.
— У него есть дети?
— Есть, сын. Бинго женился на Рози М. Бэнкс, знаменитой писательнице, — и вот, пожалуйста! Конечно, в основном трудилась она, но ты меня понимаешь. Ребенку нужна няня. Они ее пригласили.
— А что же тут страшного?
— То, что когда-то она пестовала Бинго. Жена его, как многие писательницы, необычайно чувствительна. Когда ее фотография в газете с подписью «Рози М. Бэнкс (миссис Ричард Литтл)» приманила няню Сару, пожелавшую узнать, не тот ли это мистер Ричард, она (Рози) убедила ее (няню) выйти из затвора и положить руку на плуг.
— Твоему другу это не понравилось?
— Еще бы!
Когда Бинго вернулся со службы (сказал Трутень), он узнал печальную новость. Сару Байлс он запомнил великаншей с повадками пиратского шкипера, а потому испугался за сына.
— Царица моей души, — сказал он жене, — ну за что же это, а? Когда я служил под ее знаменами, самые кроткие дети тряслись при имени «Сара».
— Мой дорогой, — возразила Рози, — она просто прелесть. Такая трогательная!
— Что ж, дело твое, — откликнулся Бинго. — Может, выдохлась… Бывает, бывает.
Однако он заглянул к сыну, дал ему шоколадку и пожал руку, словно мягкосердечный менеджер, посылающий новичка на бой с чемпионом.
Представим, как он удивился, когда пришла няня. Она заметно сжалась, глаза ее лишились стального блеска, облик стал куда мягче, манера — сдержанней. Словом, когда она обняла его и спросила, как животик, он тоже ее обнял, сообщив, что животик — в порядке.
Жена его спелась с няней, будто обе они входили в любительский квартет. Бинго благосклонно на них глядел. Что же до Алджернона Обри, он искренне к ней привязался. День-другой царили мир и согласие.
Повторяю: день-другой. На закате третьего дня, читая в гостиной детектив, Бинго услышал, что Рози засмеялась над пасьянсом. Посмеяться он любил и осведомился, в чем дело.
— Так, вспомнила, — сказала она. — Когда мы купали Алджи, няня… ну, рассказала одну историю.
— Неприличную? — спросил Бинго. — Ты не можешь повторить?
— Нет-нет. Как ты приколол куклу к дядиным фалдам, когда он шел во французское посольство.
Бинго заморгал. Он помнил и этот эпизод, и следующий, в котором, кроме них с дядей, участвовала подошва домашней туфли. Физически боль прошла, и все же было бы лучше не ворошить прошлого.
— Ха-ха, — сумрачно сказал он. — Смотри-ка, помнит!
— У нее замечательная память, — признала жена.
Бинго вернулся к детективу, Рози положила десятку пик на валета червей. Казалось бы, все. Но приключения инспектора Кина, искавшего убийцу сэра Ролло Мергатройда, как-то утратили свою прелесть. До сих пор союз с няней вроде бы угрожал ее новому питомцу; счастливый отец и не думал, что сам он — в опасности. Детство его изобиловало прискорбными эпизодами. Неужели няня выступит в жанре «Как сейчас помню»?
Словом, он боялся, и на следующий же день опасения его оправдались. Когда он брал вторую порцию омлета жена заметила:
— Дорогой, может быть — не надо?
— Э? — сказал Бинго.
— Желудок, — объяснила жена.
Бинго удивился:
— Какой желудок? Вроде не жалуюсь. Спроси наших Трутней, все удивляются.
— А помнишь, что было на Рождество, у Вилкинсонов?
Бинго густо покраснел:
— Она тебе рассказала?
— Конечно. Она говорит, ты всегда объедался. Она говорит, ты ел, и ел, и ел. Выйдешь ненадолго — и опять…
Дня через два стало еще хуже. Вернувшись со службы, Бинго заметил, что жена немного суховата.
— Скажи, — спросила она, — ты знаешь такую Валерию Твистлтон?
— Конечно. Мартышкина сестра, выходит за Хореса Давенпорта.
— Да? — Рози стала помягче. — Вы с ней часто видитесь?
— Нет, не особенно. А что?
— Няня говорит, ты от нее не отходил. Она говорит, тогда, на Рождество, ты целовал ее под омелой. Она говорит, ты вообще всех целовал.
Бинго покачнулся.
— Она меня с кем-то спутала, — хрипло выговорил он. — Я славился своей воздержанностью. По-моему, эта няня выживает из ума. Опасно доверять ей ребенка.
— Ты предпочитаешь молодых нянь?
Кто-кто, а Бинго — не дурак.
— Нет, — отвечал он, — разумных. Разумных женщин среднего возраста. Твоей няне лет сто с лишним.
— Пятьдесят!
— Это она говорит, ты больше слушай.
— Как хочешь, я ею довольна.
— Дело твое. Только не вини меня, когда будет поздно.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, — ответил Бинго. — Что угодно.
Как ни печально, в семье и без всяких нянь назревал серьезный кризис.
Каждый месяц первого числа Бинго получал жалованье и, несмотря на пожелания жены, часто ставил его на многообещающую лошадь; а лошади эти, как известно, склонны отвлекаться от дела, чтобы поесть маргариток. Случилось это и теперь. Доверие к Сарсапарилле лишило его всех денег, мало того — прибавило десять фунтов долга.