Мой мальчик, это я… - [34]

Шрифт
Интервал

Я вглядывался в лица выступавших секретарей, множество раз виденные мною, как говорится, в аналогичных ситуациях. Друскина обвиняли в ведении двойной жизни. Но способность обитать в слоях с разноименным идеологическим знаком свойственна многим — и мне. Вот Гранин — такой уж левый, почти диссидент, второй Солженицын — и в то же время на самом верху и в Москве и у нас, и все литнаграды у него в кармане, и за рубеж ездит, как в Комарово. Это надо уметь, такова наша жизнь, сверху донизу двойная.

По Друскину надлежало высказаться всем. Я сказал: «Я Друскину не оказывал благодеяний, никогда его не видел, стихов его не читал. Знал, что есть такой Друскин, но это был для меня просто звук. Если Друскин решил уехать, тем более, что-то его в нас не устраивает, — и скатертью дорожка».

За исключение Друскина из Союза писателей проголосовали единогласно.

Подвел итог инструктор обкома Барабанщиков, с подкупающей непосредственностью довел до нас волю партии, напутствовал нас: «Самое главное, может быть, в том, что здесь говорилось о товарищах, которые близко общались с Друскиным и не сигнализировали о его деятельности. Я обращаюсь к вам с тем замечанием, что надо быть повнимательнее друг к другу. Просто присматриваться, прислушиваться и сигнализировать».

Барабанщиков просто, без обиняков, предложил нам доносить друг на дружку, не слушать, а прислушиваться, не глядеть в глаза, а приглядываться и тотчас бежать к нему или к двум не проронившим ни слова сотрудникам органов. В общем, все знают, куда.


Вечером смотрел телевизор. Трое мужчин изображали обмен мнениями на тему положения в Азии. Один был Бовин, неимоверно тучный, со свирепым выражением лица, тотчас вызывающий в памяти... ну да: Робин Бобин Барабек скушал сорок человек... Бовин то и дело трогал пальцами свои большие усы, как будто опасался, на месте ли они. Другим был Зорин, профессор, обыкновенно выступающий в манере Киссинджера, госсекретаря Штатов. И вместе с ними человек с простой, незапоминающейся фамилией, не то председатель консультантов, не то руководитель экспертов, не где-нибудь, а в ЦК. Бовин только заведет свои турусы на колесах, как цекист его обрежет: «Я с вами не могу согласиться, Александр Евгеньевич». Бовин схватится за усы. И Зорина цекист сажал на место, как пятиклассника. Наши златоусты никак не годились в равнозначные собеседники товарищу из ЦК. От него зависело, будут ли златоусты и впредь вещать или заткнутся. Они хорошо понимали это, старались не повредить своей дальнейшей карьере.

Болтали битый час. Единственное, что я вынес из беседы, заявление цекиста: «Афганистан — это надолго». Никакой новости ни для кого в этом нет, но сказано о вынужденной трагической реальности как о продуманной стратегической перспективе. В Москве, в ресторане ЦДЛ, за столом, я слышал мнение знатока (в Москве незнатоков не бывает), много раз бывавшего в Афганистане, посвященного во все внутренние пружины. «Афганистан надолго, — сказал знаток. — Подрастет поколение в пионерских галстуках и все решится само собой: советская социалистическая республика Афганистан». Очевидно, с такой идеей направляют в Афганистан советников и воспитателей. Страну, не покоренную даже английскими колонизаторами, представляют себе как пионерскую дружину и в то же время как исправительную колонию строгого режима: шаг вперед, шаг назад, шаг в сторону — огонь! пли! О, Господи! немилосердный к нам, бедным...


Вчера вернулся с Алтая — через Москву. В Москве обедал с дедом Григорием Коноваловым. Дед говорил о том, что оба правительства равно безумны, наше и их. Безумна политика тех и других. Одна сторона побуждает другую к безумию, та отвечает ей тем же. Мир, расколотый на два лагеря, ирреален. Принцип «разумной достаточности» при накоплении ядерных боеголовок, чтобы многократно стереть с лица земли тот лагерь — все равно что жить в доме с взрывным устройством под ним; каждый день переводить механизм назад. Но механизм изнашивается, его настройщик однажды с похмелья проспит...

Я еще находился в режиме почти круглосуточной гонки по предгорной алтайской степи, вокруг села Карамышева, неподалеку от Колывани, вдвоем в машине с председателем колхоза «Восход» Антоном Афанасьевым. Уборка: все впряжены в конвейер, расставлены по местам; один председатель колхоза волен летать по степи, рыскать серым волком — на серой «Волге», от комбайна к комбайну, с тока на ток, с включенной рацией: «Я — первый! Как меня слышишь?» — являться кому Божьей карой, кому отцом родным, кому попом, кому комиссаром. С главных массивов пшеницу убрали, забрезжила средняя цифра намолота: тридцать три центнера с гектара на круг — Антон Григорьевич заполночь подворотил к своей усадьбе: «Давай, Александрыч, в бане помоемся».

Антон Григорьевич Афанасьев — мужик ясного государственного ума, хоть ставь министром сельского хозяйства, и он согласный, родом из соседней с Карамышевом деревни Варшава, должно быть, основанной ссыльным поляком, большого роста, крепкого телосложения, с сибирским характером без сантиментов, буйнокудрый, кареглазый. За наивысшую урожайность лучших сортов пшеницы в «Восходе» у Антонова два ордена Ленина, еще все ордена, какие есть, из молодости медаль «За победу над Японией». Отца Антона, колхозного животновода, расстреляли в тридцать седьмом году «за преднамеренный падеж скота». Хлеб в «Восходе» самый добрый не только на Алтае, а во всей Западной Сибири, но Героя Афанасьеву не дают: начальство его не привечает. Афанасьев неуправляемый, с крайкомовцами-горкомовцами на одном гектаре даже по нужде не сиживал. О! Антон Григорьевич многое совмещает в себе, и до чего он складно, образно говорит на языке своих предков — вольных русских переселенцев, искателей «беловодья»! Когда мчит по степи, с горки на горку, как ямщик на облучке, припевает: «Ах, мама-маменька! ты поимей в виду: не дашь мне валенки, я босиком уйду!»


Еще от автора Глеб Александрович Горышин
Там вдали, за горами...

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три рассказа

Наш современник. – 1996. – № 9. – С. 28–41.



Синее око

Повесть и рассказы / Худож. А. А. Ушин – Л.: Лениздат, 1963. – 225 с. («Библиотека соврем. прозы») – Фото авт., автобиогр. на суперобл.


О чем свистнул скворец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.



Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.