Мой мальчик, это я… - [18]

Последующий путь я проехал хорошо, с подбитым левым глазом. На даче Курдова в Даймище воры выбили окно, влезли, все переворотили. Вид поруганного жилища человеческого, устроенного художником Курдовым с таким тщанием, самонадеянностью — жить долго, — был жалок. Мы вошли в дом, потоптались в холодном отчужденном помещении, заколотили окно и пустились в обратный путь.

Я ехал рядом с моим добрым другом, было такое чувство, что он уходит, удаляется от меня.

1978

Чудная стоит зима! Дивно переливаются купола Василия Блаженного! И пахнет козлом в коридорах отеля «Россия», недавно горевшего, теперь ободранного, побеленного заново. При пожаре в «России» погибло 62 человека. Иные сгорели, задохнулись в дыму, иные срывались с пожарных лестниц, падали.

Сегодня Брежневу вручили орден Победы. Вспомнили, что есть такой орден. Им наградили первым Сталина. Но Сталин был главнокомандующий, а Брежнев начальник политотдела, полковник. Он не командовал войсками, не побеждал.

На церемонии вручения Брежнев был подобен кукле, выряженной в маршальский мундир. Он был подобен старому пингвину. Орден ему вручал человек, быть может, единственный, сохранивший во всей первозданности победительную дикость рабфаковских партячеек. Орден Победы вручал «верному ленинцу» Брежневу Михаил Андреевич Суслов, сказал словечко из той эпохи, осмеянной (отнюдь не оплаканной) Зощенкой: «бескомпромиссный». Суслов наш идеолог № 1.

У Бунина в «Жизни Арсеньева»: «Ах эта вечная русская потребность праздника! Как чувственны мы, как жаждем упоения жизнью, — не просто наслаждения, а именно упоения, — как тянет нас к непрестанному хмелю, к запою, как скучны нам будни и планомерный труд. Не родственно ли с этим „весельем“ и юродство, и бродяжничество, и самосжигания, и всяческие бунты...»

В № 4 «Авроры» на второй странице обложки картинка: В. И. Ленин разговаривает с народом. Илыич вышел в печати с чернотой на лице. Отпечатанный, запакованный тираж остановлен, взрезан. Предстоит переклеить 168 000 экземпляров. Вечером позвонил из Москвы Тяжельников: в посланном ему сигнальном номере утром он ничего не заметил, а вечером заметил. Я объяснил первому секретарю ЦК ВЛКСМ, что тираж перепечатывают, без Ленина. Он еще больше закручинился: как же № 4 без Ленина на обложке? Ленинский номер без Ленина — комсомольский вождь не понял, как это может быть.

Пришел Рытхэу, рассказал, как хорошо живется эскимосам на Аляске. Они даже решили вопрос о пьянке: у них жесточайший сухой закон. Кто захочет выпить на острове Святого Лаврентия, может слетать на материк в город Ном, платит 60 долларов в один конец.

Днем мной владело состояние внутренней, лишь отчасти выходящей наружу активности. Я рано приехал в редакцию, бегал от телефона к телефону, отвечал за вверенный мне участок в обстановке прорыва. Телефоны звонили, мои приказы немедленно исполнялись. Я очень много курил в этот день.

Эскимосы убили кита, разрезали его на куски, и так серьезно, изначально было это их дело, что мне захотелось стать эскимосом.

Но я приурочен, приставлен к идеологической работе. История с В. И. Лениным на второй странице обложки дала случай ощутить хваткие пальцы сей дамы на собственном горле.

Дятлы стучат клювами в барабаны, в деревянные деки своих инструментов — в стволы, ветви дерев. Дятлы играют встречный марш весны. Я знаю одного дятла, каждое утро барабанящего в бетонный пасынок телефонного столба. Дятел не может не знать, что в бетоне не водятся короеды. И бетон не резонирует, не звучит... может быть, дятел, стуча клювом, рассчитывает на публику: посмотрите, как я работаю, послушайте, как я играю на барабане?! Пройдет весна, кончится музыка дятлов. Как она мелодично-ритмична, звучна, трудно поверить, что музыку производят самые серьезные, деловитые, озабоченные в мире пернатых и такие нарядные: в красном бархате, в черном сукне, в белом атласе.

Дятлы внятно напоминали мне своей музыкой: еще одна весна.

Сегодня жива моя мама, разговаривала со мной...

Потихоньку обнаруживает признаки присутствия в жизни мой журнал. Его конвульсии, спады, прозрения точно отражают циклы его главного редактора. Я знаю, можно обрести форму — журнал пойдет, и я пойду: по Кировскому проспекту, по Каменному острову, по этому городу и другим городам и весям.

Кто-то сказал, что для того, чтобы избавиться от мрачного взгляда на мир, чтобы посветлело в очах, нужно увидеть Рим и Венецию. Нынче осенью я увижу эти италийские чудеса. В Италии я буду улыбаться девушкам, площадям, каналам, небу, руинам, вертепам. Я помаленьку успокаиваюсь.

Вернейшие первоначальные признаки успокоения: а) написать письмо, заклеить конверт, опустить в ящик, б) пройти пешком от редакции до Ушаковского моста, в) побегать утром в парке, г) сесть вечером вот за эту тетрадь, д) купить хлеба, булки, отнести маме.

Прочел в журнале «Америка» воспоминания о лекциях Набокова в колледже, принадлежащие перу Ханны Грин, теперь она стала писательницей. Набоков открыл ей Толстого (5+), Чехова и Пушкина (5), Тургенева (5—), Гоголя (4—), Достоевского Ханна усвоила на три с минусом (или на два с плюсом).