Мой любимый крестоносец. Дочь короля - [94]

Я не могу объяснить, что всколыхнулось в моей душе. Гронвуд... Это было как первая любовь, как пожар в крови. И это при том, что внешне я оставался абсолютно спокоен. Даже словно замкнулся в себе. И всё размышлял, отчего мы — я и сакс Эдгар — оказались в столь неравном положении: он господин, я в подчинении. Простая случайность, удача — и вот он зять короля, граф Норфолк и владелец замка, в который я влюбился с первого взгляда. Но удача — вещь изменчивая. Я знавал сеньоров, которые попирали ногами смертных, а умирали в застенках. И дал себе слово, что стану злым роком Эдгара, сделаю всё, чтобы скинуть его.

И ключ к этому — Бэртрада. Именно она извлекла его из грязи и возвысила. Но тут у меня было некое преимущество — я пользовался её доверием, а он нет. Конечно, Бэртрада его жена и вынуждена повиноваться. Но в этом же заключалась и проблема — Бэрт не желала жить в послушании. А после того как она убедилась, что в Гронвуде нет никакой соперницы, её влюблённость в мужа снова пошла на убыль. Я видел, какой раздражённой была графиня после первой их ночи в Гронвуде. Заметил это и Эдгар, глядел на жену словно в недоумении. Вновь меж супругами стали происходить ссоры.

Стремясь во всём поддерживать Бэртраду, изо дня в день я разжигал её недовольство. Как-то Эдгар попросил жену быть немного приветливее с его бастардом Адамом. Однако Бэртраду при виде этого мальчишки передёргивало от отвращения.

— Не хватало ещё, чтоб я утирала сопли этому отродью сарацинки!

— Полегче, Бэрт. Ты должна быть снисходительна к Адаму, по крайней мере при его отце.

— Ты так считаешь?

Кровь Христова! Ну и прелесть же была Бэртрада, когда так спрашивала меня.

Я пояснял:

— Вы с графом Норфолком женаты уже более двух месяцев, спите вместе, и тем не менее ты всё ещё не понесла. А ведь наш саксонский вельможа ждёт не дождётся, что ты нарожаешь ему целый выводок сыновей. Раз уж ты пока не оправдываешь его надежд, то должна быть любезнее с его отпрыском.

Но я-то знал, насколько Бэрт не переносит детей. И от моих слов она так и вспыхивала, жаловалась на свою женскую участь, на приставания супруга, и, уж поверьте мне, ласковой с Адамом её вряд ли можно было назвать.

Однако Эдгар вскоре что-то заподозрил или наконец решил, что наша близость с Бэрт не соответствует её положению, и с этого времени стал предпринимать все для того, чтобы мы виделись с ней как можно реже. Вместе с тем ни мне, ни моим людям не было поручено никакого дела, и это был явный намёк на то, что мы, сорок крепких воинов, по сути, едим свой хлеб даром.

А потом мы и сами совершили ошибку: как-то напившись со скуки, изрядно набедокурили в одной из его деревень. Избили сельского старосту, поваляли женщин, подожгли пару хлевов. Когда сошёл хмель и мы поняли, что натворили, было уже поздно. Граф вызвал меня и первым делом холодно заметил, что мы не в завоёванной стране, а его долг — следить за порядком. Из нашего жалованья будет удержана сумма, необходимая для покрытия убытков, но, если подобное повториться, мы будем немедленно высланы из графства.

Однако закончил он неожиданно миролюбиво:

— Ты не глупый парень, Гуго, понимаешь, что содержу я вас только ради графини, но рано или поздно мне придётся решать, как с вами поступить. Некоторых всё же ушлют, но тех, кого я сочту достойными, я наделю землёй. Они смогут содержать себя сами и будут являться на службу только по вызову. Так что при наличии усердия ты вполне сможешь найти своё место.

Своё место! Я едва не взвыл. Что мне предлагал этот сакс!? Чтобы я стал мелким помещиком — а это то, чего я менее всего хотел. Вот если бы он возвысил меня, дал мне подходящую должность в управлении графством, что ж, может, тогда я бы и поменял своё мнение о нём. Хотя... Ничего я не желал более, чем занять его собственное место.

И я принялся отыскивать ошибки, совершенные Эдгаром. Как и любого вельможу, его наверняка можно поймать на злоупотреблении властью. Но король Генрих не глуп, он понимал, что на появление святых среди своих вассалов не может рассчитывать. И мне надо было выискать нечто такое, что всерьёз опорочит графа. Я стал разъезжать по всему графству, выведывать, выспрашивать. Так я узнал, что некоторые норманны недовольны тем, что их ставят вровень с саксами. Но в наше время это уже не повод. Генрих Боклерк сам стремился покровительствовать обоим народам, и возвышение самого Эдгара тому пример. Потом я узнал, что прекрасный граф поддерживает отношения с тамплиерами, а этот Орден полумонахов-полувоинов уже неоднократно будил подозрения Генриха.

Немало любопытного я узнал и от аббата Ансельма. Сей прелат поведал мне о событиях мятежа прошлой зимой. Причём, выслушав все в изложении Ансельма, я понял, что Эдгар отнюдь не безгрешен в этом вопросе. Он ведь не покарал ни одного из саксонских мятежников, а главную зачинщицу мятежа, ту самую Гиту Вейк, даже возвеличил.

Была ещё и странная история с поисками Гая де Шампера. Сей рыцарь находился в розыске, и эмиссары короля то и дело прочёсывали английские графства, едва проходил слушок, что сэр Гай где-то появлялся. Вроде видели его и в Норфолке. Причём Эдгар при этом повёл себя несколько странно. Он зафрахтовал судно в порту Ярмута, и оно стояло без дела, пока неожиданно не отбыло. Причём с единственным пассажиром на борту, который по-дозрительно походил по описаниям на разыскиваемого изгоя.