Мой любимый крестоносец. Дочь короля - [90]

Забавно было взглянуть и на лица молодожёнов после брачной ночи. Я бы хоть голову заложил, что Бэрт досталась жениху не девственницей. Слишком долго она жила при дворе, слишком много времени проводила среди мужчин, чтобы остаться невинной. Как же Эдгар отнесётся к тому, что старина Генрих предложил ему уже надкушенное яблоко? Хватит ли у него ума не раздувать скандал?

Ума у него хватило. После брачной ночи он выглядел спокойным и удовлетворённым. А вот Бэрт... Клянусь бородой Христовой, она словно стыдилась поднять на него глаза, краснела, как монашка. И это Бэрт, которая могла выругаться как паромщик. Нет, пропади я пропадом, но мне было любопытно, что же такое делал с ней этот сакс, раз так смутил эту холодную красавицу. Конечно, на пирах они восседали бок о бок, однако Бэртрада была непривычно тиха, оживляясь только, когда Эдгар уезжал. Несколько странно, чтобы муж покидал молодую жену в первые дни после венчания. Но графиню это, похоже, устраивало. И когда он возвратился, на красивом личике Бэртрады отразилось явное разочарование.

Я попытался обсудить это со своими приятелями.

Вчетвером мы отыскали недурной кабачок у восточных ворот Нориджа и там проводили вечера. Одним из нас был красавчик Ральф де Брийар, вечно бренчавший на лютне и напевавший канцоны о несчастной любви; другой — могучий, как бык, Теофиль д’Амбрей, туповатый, верный и несколько удививший меня неподдельной печалью по поводу замужества Бэртрады. Четвёртым в нашей компании был смуглый крепыш Геривей Бритто, безземельный рыцарь из Бретани. Он не менее моего вертелся подле леди Бэрт, хотя я знал, что все свободное от службы время Геривей предпочитает шляться по борделям и утверждает, что нет лучшей возлюбленной, чем та, о которой забываешь, едва натянув штаны.

Нас четверых считали верными рыцарями молодой графини. Эдгар же, отдавая дань моде, позволял нам оказывать его супруге мелкие услуги. Здесь, в Англии, куртуазные манеры ещё были в диковинку, но граф Норфолкский, побывавший при дворах Европы, на многое смотрел сквозь пальцы.

Не поручусь, что смог бы держаться с таким же хладнокровием, если бы вокруг моей жены вертелось столько же готовых услужить молодых мужчин.

Мы и это обсуждали за кружкой эля.

— У меня сердце дрожит всякий раз, как за ними закрываются двери в опочивальню, — пьяно обнимая лютню, твердил красавчик Ральф. — Как подумаю, чем он там с ней занимается...

— Тем же, что и любой мужчина делает меж подушек со своей милашкой, — хмыкал Геривей Бритто.

— Нет, нет, — подавался вперёд Ральф. — Леди Бэртрада по утрам долго не показывается из спальни, а когда выходит, даже все её очарование не в силах скрыть утомлённость. Клянусь волосами Пречистой Девы, выглядит она удручённой и подавленной.

— И тем не менее, — начинал я, — если будет продолжаться в том же духе, наша красавица Бэрт понесёт в самое ближайшее время.

Мрачный Теофиль начинал гневно дышать. Ума-то у него немного, зато силой Всевышний не обидел. И я видел, как сжатая его рукой кружка так и смялась, лопнула, залив столешницу тёмным густым элем. Мы вскочили, опасаясь испортить одежду, чертыхались.

Теофиль словно и не слышал нашей ругани. Не замечал и прислужника, вытиравшего столешницу и робко просившего благородного рыцаря убрать локти. А «благородный рыцарь», весь в эле и рыбьей чешуе, не двигаясь, мрачно глядел перед собой. Я видел, что старина Тео мается какой-то угрюмой медвежьей тоской. Пожалуй, он один из нашей четвёрки действительно искренне любил Бэртраду, и хотя куртуазности в нём было не более, чем у жареной трески, своей преданностью он располагал её к себе. Однако никто из нас не обращал всерьёз внимания на страдания этого быка. Небось не дитя, сам понимает, что Бэртрада прибыла в Норфолк не только прогуливаться с саксом под руку.

— Да, явно не по нутру пришлись леди Бэрт ночи с супругом, — посмеивался я. — Может, он какой извращенец? Мало ли каких привычек нахватался на Востоке.

Но мне тут же возражал Геривей. Дескать, ему тут, в Норидже, пару раз удалось переспать с девкам, которых некогда посещал и Эдгар, и они едва не мурлыкали, говоря о нём: дескать, и нежен Эдгар, и чувственен, и ласков. И это с девками-то! Нас это изрядно позабавило. Но со временем я начал догадываться, что не устраивает графиню. Бэрт женщина резкая, властная, и, очевидно, в любви предпочитает тот же стиль. И хотя я не спал с ней, но знаю, что она становится резкой и раздражительной, если с ней сюсюкать, но сдаётся и выглядит довольной, когда применяешь силу.

Было ещё нечто, что интересовало меня, — политические пристрастия графской четы. Ведь граф и графиня Норфолкские не просто сельские господа — они люди, способные влиять на политику. Поэтому у меня при Норфолках была своя осведомительница, некая Клара Данвиль, молоденькая уступчивая фрейлина, с которой я порой спал. Она мне и поведала, что Эдгар — человек Стефана Блуаского, а тот всячески интригует за брата Теобальда против Матильды. И если умело взяться за этот вопрос, то раскрасавчика сакса можно выставить неблагонадёжным подданным.

Я думал так, ибо изо дня в день всё больше проникался ненавистью к Эдгару. Может, я просто завидовал, может, недолюбливал его, как всякий норманн не терпит сакса. Однако даже я должен был признать, что Эдгар прекрасно наводит порядок в столь неспокойном крае, как Дэнло. Доходы с его владений исправно поступали в казну, он подчинил сильное восточноанглийское духовенство, свёл на нет волнения своих соотечественников саксов. Короче, усмирил Норфолкшир, как хороший наездник усмиряет норовистую лошадь.