Мой личный военный трофей - [45]

Это стоило огромного напряжения, причем сразу же после годов работы над романом, но театр снова поманил меня с такой силой, что я не мог устоять.

Да, Женя, я тоже хотел бы снова стать подвижнее, ездить, но чувствую себя в последние годы очень усталым. То, что написал Симонов [11], меня очень порадовало, и я, разумеется, согласен на публикацию (см. прилагаемый листок).

Насколько я в состоянии думать сейчас о чем-либо вне театра, я полагаю, что в апреле — возможно, мае — я мог бы побывать в Берлине, тем более что мне нужно в издательство “Хеншель”, — ты, наверное, знаешь, что весной в этом издательстве выйдет “Эстетика”, все три тома”.

В декабре 1988-го в Гамбурге проводились “Дни Петера Вайса” — международный коллоквиум, на который организаторы пригласили меня благодаря “Дневникам” Вайса.

Я была рада, что могу поехать не с пустыми руками: кроме личных воспоминаний, я повезла фотографии с писательского конгресса, где Вайс сидит в первом ряду, “Литературную газету” с главой из “Эстетики сопротивления” — живое свидетельство начавшихся перемен, — афишу и фотографии постановки “Марата” в театре Балтийского флота, — публика приняла все это очень хорошо.

К сожалению, не обошлось без полемики: коллеги из дорогой моему сердцу ГДР стали хаять перестройку в Советском Союзе (напомню: шел декабрь 1988 года), говоря, что это никакая не перестройка — в противоположность тому, что происходит в ГДР, где она подлинная (опять-таки напомню: декабрь-88, менее года оставалось до краха ГДР). Пришлось перечислить некоторые события последних месяцев, типа запрета нашей прессы в ГДР и т.п.

Неудивительно, что приглашением участвовать в конференции, посвященной Вайсу, в Иене в начале 1989 года я не воспользовалась.

Гюнтер Грасс

Берлин 1987, отель “Штадт Берлин”. В полночь звонит телефон. Только что я как раз нырнула в постель, уютно устроилась с книгой и бананом в руках — после напряженного дня, с беготней и встречами, как обычно бывает у командированных.

— Можешь сейчас спуститься? Здесь Вера Ольшлегель, и Юрген Грунер, и еще кое-кто.

Много ли времени надо человеку, натренированному на всю жизнь ночными налетами, чтобы одеться! Через несколько минут я была уже в холле, где они сидели — директор издательства “Фольк унд вельт” и интендант “Театр им Паласт”, пришедшие поболтать после встречи в ТиП’е автора издательства Гюнтера Грасса с читателями. В разговоре кто-то из хозяев упомянул, что в отеле находится сейчас их приятельница из Москвы. Грасс заинтересовался, и вот я здесь. Грунер на какое-то время исчез и вернулся с двумя бутылками красного вина под мышками и четырьмя бокалами в руках.

Грасс только один раз недолго был в Москве в составе официальной делегации в самом начале перестройки. И сыпал вопросами, вопросами, вопросами. После нескольких часов и бокалов, когда мне самой надоел мой лепет, я предложила ему приехать в Москву и самому поглядеть на начало новых времен. Конечно, я превысила свои “полномочия”, но я была уверена, что действую правильно и Озеров меня поймет и поддержит.

Вскоре супруги Грасс приехали с двухнедельным визитом в Москву, Ленинград и Ригу (маршрут был выбран гостями).

К этому времени Грасс был незаслуженно мало известен нашим читателям. Собственно, были опубликованы только одна обстоятельная и, как всегда у этого автора, блистательная статья Альберта Карельского в “Вопросах литературы” и однотомник, хоть и в престижной серии “Мастера современной прозы”, с тремя не самыми крупными произведениями Грасса, предваряемыми той же статьей А. Карельского: “Кошки-мышки”, “Под местным наркозом” и “Встреча в Тегльте”.

Тем не менее пребывание Грасса в Москве было очень насыщенным. Посещения редакций (в том числе, конечно, и “Воплей”), Издательства иностранной литературы, интервью, беседы (в том числе и на моей кухне).

Однажды, каюсь (я и перед Грассом покаялась), я согрешила: Грасс планировал поездку в Переделкино к Вознесенскому, но, чтобы утрясти двусторонне удобное время, мне пришлось бы повертеться, что я обычно охотно делаю. Но мне хотелось непременно показать ему очень нравящуюся мне постановку в “Театре у Никитских ворот” — “Гамбринус”. И была наказана: соседи-зрители не проявили понимания к неизбежной помехе — хоть и тихому, но слышному переводу, уставший за день Грасс не очень вникал в действие, и мы раньше срока покинули зал. Мне было неловко перед Марком Розовским.

Примечательна была беседа в издательстве: “Да, мы бы хотели… Но… Правда, политические возражения уже неактуальны, но некоторые сцены, например, в “Жестяном барабане”… откровенные… эротические… у нас не принято…”. Я предложила: подождем, когда и “эротические” препоны отпадут, а пока издадим безобидную в этих обоих смыслах книгу “Из дневника улитки”. Согласились.

Следующий отпуск я провела с “Улиткой”, успев перевести ровно половину книги. Заботу по поводу второй половины издательство сняло с моих плеч — сменилось руководство, соответственно, изменились и планы. Пройдя полпути, улитка отдыхала пять лет, пока издательство, связанное с ПЕН-Центром, которому Грасс был позарез нужен, включило его в первые строки плана новой серии “My best”. Можно, конечно, спорить, “лучшее” ли у Грасса “Из дневника улитки”. Но, во-первых, перевод “Жестяного барабана” потребовал бы двух лет, как это позднее и произошло; во-вторых, “Улитка” дальше всех продвинулась вперед, и вторую половину быстро, но хорошо перевела Елена Михелевич. В-третьих, эта книга мне очень нравится, со всех точек зрения: я разделяю убеждение автора, что Вилли Брандт являет собой максимальное приближение к образу идеального политика; меня волнует глубокое участие автора в судьбе евреев, изгнанных в свое время из его родного города Данциг и рассеянных — кто не погиб — по всему миру; мне импонируют его ирония и самоирония, юмор и сарказм. А как актуальна книга для россиян, которые то и дело шагают к избирательным урнам! [12] Неудивительно, что “Улитка” выползла сейчас из стольких издательств, — поверьте, я для этого и пальцем не шевельнула.