Дерек поднялся, с шумом отодвинув кресло. Несколько человек сразу обратили на него внимание. Он огляделся по сторонам. Что-то изменилось в тех людях, которых он знал всю жизнь.
Миссис Северне, владелица винного магазина, ела жареного цыпленка — ножом и вилкой!
Нед Сенко и Джон Шерер, совладельцы табачной фермы на холмах, пили кофе из крошечных китайских чашечек, с трудом удерживая их заскорузлыми пальцами.
У окна близнецы Хучин, известные как самые закоренелые матерщинники в округе, обедали, положив на колени салфетки.
Крахмальные салфетки!
— А вот ножи, — продолжала официантка. — Я объясню вам, как пользоваться ножами.
— Мне не нужно объяснять.
— Дерек, нам всем не помешает стать немного более цивилизованными, — возразила официантка. — Она научит нас этому.
Дерек прошел на кухню. Чейси, с безукоризненно уложенными волосами, свежая и элегантная, в белоснежном переднике с собственными инициалами, специальным ножиком вырезала розы из ярко-красных помидоров.
— Когда ты приехала? — без всякого вступления спросил он.
— Всего лишь пару недель назад, — просто ответила она. — Я позвонила Вайноне, и она рассказала мне об этом месте. Уинстон одолжил мне денег, чтобы купить его.
— Почему он это сделал?
— Он сказал, что хочет хоть раз в жизни сделать что-нибудь хорошее для ближнего, с улыбкой объяснила Чейси.
— Почему, черт возьми, ты не сообщила мне, что приезжаешь? Я потерял целых две недели жизни. Мы оба потеряли.
— Я не была уверена в том, что тебе понравится мое решение. Это ко многому обязывает, когда женщина вот так вторгается в твою жизнь. Это гораздо больше, чем просто вручить номер телефона.
— Обязывает?
— Это ответственность, от которой ты устал, — пояснила Чейси.
Он закрыл глаза.
— Чейси, ты нужна мне, — хрипло произнес Дерек. — Мне трудно признавать это, трудно с этим согласиться, но ты нужна мне.
— Так, значит, все в порядке? То, что я здесь?
— Ты, по крайней мере, сохранила за собой квартиру и работу? Она кивнула.
— Если бы ничего не получилось… — голос ее задрожал.
— Не сомневайся. Ты знаешь, что я за человек. Простой, очень простой. Если я говорю тебе, что хочу, чтобы ты осталась, значит, так и нужно сделать.
— Надеюсь, ты прав. Моя кузина Меривезер считает, что я сошла с ума. Моя бабушка осудила меня и сказала, что всегда знала ничего путного из меня не выйдет.
— Тебе не все равно?
— Считаешь, что мне не стоит переживать?
— Не стоит. По крайней мере, не так сильно. Потому что я люблю тебя, — ответил он и поцеловал ее со всей страстью, на которую только был способен. — Ты из тех женщин, что умеют любить и нуждаются в любви. Любовь значит больше, чем положение в обществе. А твоя любовь здесь, Чейси. Здесь твой дом.
Он прижал ее руку к своей груди. Она почувствовала биение его сердца.
— Кроме того, — продолжал Дерек, — отец всегда запрещал мне приводить в дом женщину, если я не намерен на ней жениться. А я очень серьезно отношусь к его напутствиям. Ты выйдешь за меня замуж, Чейси?
— А папа разрешит? — спросила Чейси. — Мы ведь с тобой часто ругаемся и, как он выражается, оба «упертые».
— Мы будем развлекать его своими ссорами, — улыбнулся Дерек.
— Не будем. Ему не понравится, что мы спорим.
— Ничего. Он считает нас… — Дерек прервался, осознав, что они снова начинают спор! — Чейси, я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
— Пусть это длится вечно. Мы поженимся.
— Поженимся, — повторила она, наслаждаясь силой и простотой этого слова.
Дверь кухни отворилась. В проеме, скрестив руки на груди, стоял папаша; он улыбался, любуясь на обнимающуюся молодую парочку.
— Эй вы, голубки! Вас не затруднит подать мне обед?
Дерек, оторвавшись от Чейси, схватил со стола пакет с чипсами, вручил его отцу и снова закрыл дверь.
— Романтика моему старику не свойственна, — добродушно хмыкнул он. Чейси приподняла одну бровь.
— Ты — главный романтик в семье?
— Конечно, — ответил Дерек и легонько поцеловал ее в уголок рта. — Теперь каждый наш день станет поэмой.
Чейси выскользнула из его рук, взяла со стола блокнот и карандаш, а затем вручила ему, лукаво улыбаясь.
— Нет, милая, моя поэзия не нуждается в карандаше и бумаге, — ответил ей Дерек Маккенна.
С этими словами он снова приник к ее губам. Поцелуй был тем самым сонетом, который простой лейтенант сложил для прекрасной леди.
