Мой Кент - [3]

Мы быстро миновали дачный поселок и, проскочив небольшую полоску леса, замыкавшую его, свернули направо, на тропинку, идущую по краю леса. Слева раскинулось засеянное чем-то поле.

Поле кончилось, уступив место лесу, мы выехали на просеку, тянувшуюся километра четыре. Ехать стало значительно труднее. Наконец просека уперлась в бетонную дорогу, которая была проложена от войсковой части до крупной железнодорожной станции. На огромном щите красовалась надпись: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ПРОЕЗД И ПРОХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН». Юрка сзади нервно заерзал, но ничего не сказал: каждый из нас знал свое дело. Оставив за собой небольшое облачко поднятой Матильдой пыли, мы устремились по прямой как линейка бетонке. Километра через два — поворот налево. Примерно на половине этого расстояния, справа, раскинулось еще не видимое нам поле. «Поворот — идеальное место для засады», — вдруг подумал я, сбросил газ и остановил Матильду.

— Мак, — обернулся я к Юрке (Мак — детдомовская Юркина кличка, его фамилия была Мокров, сокращенно — Мак). — Мак, ты не думаешь, что вон на том повороте нас могут поджидать?

— До чего же Афган может хорошего человека довести — за каждым кустом душман мерещится. — Юрка слез с Матильды и разминал затекшие ноги.

Я заменил номерной знак, пластинкой старого знака выкопал небольшое углубление, положил в него номерной знак и как мог замаскировал, все время бросая взгляд на место поворота бетонки.

Он был уверен в себе и чувствовал себя в полной безопасности. Я снова устроился в седле Матильды, обернувшись, подождал, пока он усядется позади меня, и сказал ему, чтобы он вновь пристегнул карабины к поясам. Он это проделал с явной неохотой, и хотя я не видел его лица, почувствовал его снисходительную усмешку.

Тем не менее я решил, не доезжая поворота, свернуть налево в лес, чтобы срезать опасный угол.

Приближался поворот. Справа открылось широкое поле, я прижался как можно ближе к левой стороне бетонки и сбросил газ.

Когда на середине дороги появилась фигура в темном плаще, я уже сворачивал в лес. Боковым зрением я видел, что тот правой рукой выхватывает из-за пазухи автомат, и вкрадчивое урчание Матильды утонуло в оглушительной очереди автомата Калашникова. Я почувствовал удар в правое плечо и сначала подумал, что задел плечом дерево, но уже секунду спустя понял, что ранен. Теплые струйки крови текли по руке и по правому боку, но останавливаться еще было нельзя: неизвестно, сколько их там было, вдруг им придет в голову прочесать лес, хотя времени у них на это не было — в воинской части наверняка услышали выстрелы, а отличить охотничье ружье от автомата не сможет наверное только глухонемой.

Я остановился, не выключая двигателя, постепенно сбрасывая газ, создавая иллюзию удалявшегося мотоцикла.

Крови из меня вытекло уже достаточно для того, чтобы почувствовать слабость, головокружение и необычайную легкость во всем теле. Поставив Матильду на подножку, я обернулся к посеревшему от ужаса Юрке, судорожно снимавшему с себя рюкзак:

— Я ранен, Мак, попробуй как-нибудь перевязать меня.

Наверное, я и сам выглядел далеко не лучшим образом, у Юрки еще сильнее затряслись руки, он засуетился, не зная, с чего начать.

— Помоги мне сначала снять куртку, рукав отрезать нельзя, без него на людях не покажешься, — предложил я.

С большим трудом мы сняли куртку, от боли и слабости я чуть было не потерял сознание.

Я был ранен в руку чуть ниже плеча, почти вся правая сторона была залита кровью. Юрка снял свою рубашку, разорвал ее на полосы, с моей помощью туго перевязал мне руку, мы, как могли, удалили следы крови на куртке и на Матильде, постоянно прислушиваясь, я вновь с огромным трудом одел куртку.

Со стороны воинской части послышался шум автомобиля, он ехал медленно, не останавливаясь, миновал поворот и проследовал дальше.

Значит, этих уже не было, а их машина стояла далеко от места засады, не исключено также, что они уже на пути к нам.

С Юркой советоваться было бесполезно — это не его сфера деятельности, он еще находился в шоке и явно чувствовал себя виновным за едкую шутку на нашей остановке.

Трогаться с места пока не было смысла, воинская машина еще не возвратилась, а от того, как быстро она вернется, зависело, нашли они кого-нибудь или нет.

— Подождем немного, сейчас нельзя торопиться, воинская машина не менее опасна, чем душман за кустом, — не удержался я от сарказма.

— Бога ради, прости, Вадим, мне казалось, что уже все позади, да кто бы мог подумать… — Юрка сильно напоминал маленького щенка, валявшегося животиком кверху и пускающего струйку перед огромным разъяренным псом.

Другой бы на моем месте, конечно, пустился бы в длинные менторские нравоучения о вреде недооценки противника, но мне, во-первых, было не до этого из-за боли, слабости и головокружения, а во-вторых, вся вина на сто процентов была моей: не надо было поддаваться дешевым эмоциям на сомнительные шутки, а делать свое дело — поставить Матильду в кусты и понаблюдать за дорогой, если уж возникло чувство опасности. В Афгане такие амбиции стоили бы жизни.

Послышался звук возвращающегося воинского автомобиля. То, что это был он, у меня не было никаких сомнений. Похоже, что они никого не встретили.