Мой Хеврон - [21]

Мы с Хусейном приходили на раскопки каждый день. Утром, к началу дежурства, я являлся на кладбище. Хусейн уже ждал меня. Я просил Шалтиэля подежурить, и мы с Хусейном спускались вниз, в Еврейский Квартал. Все это отнимало время, и для раскопок оставались считанные часы.

Копали мы довольно упорно, работа заметно продвигалась. Мусора становилось все больше, и я через дыры выносил его корзинами. Арабские ребятишки по-прежнему помогали мне. Хусейн рыл ямы, подавал мне корзины, и я относил их к дырам в заборе, а там ребята их забирали у меня и тащили к общей куче. Работали ловко и слаженно.

Желая привлечь к раскопкам побольше евреев, я обратился к раву Вальдману, чтобы он дал мне в помощь своих учеников. Объяснил, что синагога утопает в навозе, привести ее в приличный вид — Богоугодное дело во всех отношениях. Он вроде бы согласился, обещал помочь. Его подопечные пришли один раз, поработали пару часов и больше не появлялись. Они объяснили, что рав Вальдман им не разрешает отлучаться. Это было действительно так; рав мне сказал, что ребята должны заниматься Торой. У них мало свободного времени.

Это мне было непонятно. Я знал, что ученики ешивы часто выезжают в походы, экскурсии. Участвуют в мероприятиях «Гуш-Эмуним», основывая, якобы, новые поселения. Как, например, в Себастии. И уезжают не маленькими группками, а всем коллективом. Сами учащиеся ешивы не становились поселенцами, их брали как «массу». Они оставались на поселении несколько дней и возвращались обратно.

Тогда я напрямую спросил рава Вальдмана: почему на подобные мероприятия у них есть время, а чтобы раскапывать синагогу — нет? И снова получил длинные и путаные объяснения. Но факт остается фактом: учащиеся ешивы вышли мне помогать один только раз. А те, кто приходил потом, приходили, пожалуй, вопреки «указанию свыше».

Однажды, когда пришло человек десять, я взял с собой двоих и привел их на «новый объект» — соседний арабский двор, отделенный забором, сложенным из больших тесаных камней, извлеченных, видимо, из стен разрушенной синагоги. В этом дворе я и решил копать. Почему здесь? Из плана синагоги, который имелся в книге «Хеврон», было отчетливо видно, что продолжение стены, обнаруженной Хусейном, находится в этом дворе, так же, как и место, где был «арон га-кодеш» синагоги «Авраам-авину». Это подтвердил и араб, живший напротив: «арон га-кодеш» и основная часть синагоги находятся не под овечьим загоном, а именно в этом дворе. Я не взял сюда Хусейна: ему было бы неловко копать в арабском дворе.

Жили здесь арабы — старик со старухой. Они явно были смущены нашим появлением, но все же не препятствовали нашим намерениям. Не зная арабского, я им несколько раз повторил: «Бейт-кнесет Ибрахим, Бейт-кнесет Ибрахим…». Они прекрасно все поняли.

Ребята из ешивы были крепкими, копали в отличном темпе, сменяя один другого. Я относил корзины через весь двор, стараясь пронести мусор поаккуратнее, к арабскому магазину. Мне хотелось быстрее дойти до слоев, где проявились бы признаки синагоги, на случай, если вызовут полицию. Вскоре вырыли траншею, где мог по грудь стоять человек среднего роста. Но ничего не обнаружили. Я же полагал, что тут должен был быть столб.

На следующий день я привел Хусейна. Мои опасения, что Хусейн откажется здесь копать, оказались напрасными. Он совершенно спокойно принялся за работу. Старуха-арабка приносила попить, а в конце работы дала полотенце, чтобы мы смогли помыться. Хусейн работал не торопясь, но не менее эффективно, чем оба вчерашних учащихся ешивы. Я едва успевал выносить корзины. Спустя час мы наткнулись на что-то каменное. Хусейн крикнул мне: «Катув, катув!» — «Здесь что-то написано!». И я увидел надписи. Сделав яму пошире, он пошел вдоль этой кладки — стена оказалась сводом.

Приближалось время, когда Хусейн должен был приступить к молитве. Но ему не терпелось узнать, что здесь написано и каково назначение массивного столба. Продолжая интенсивно копать, мы увидели, что столб примыкает к стене. Я сверился с планом — это оказался внутренний северо-западный угол синагоги. Стало ясно, в каком направлении продолжать раскопки.

В эти дни мне на подмогу пришли русские олим. Всех имен я не помню, но каждому от души благодарен. Это было замечательно! Каждый, кого привлекала наша работа, брал корзину или лопату, и, не боясь испачкаться, не считаясь со временем, все охотно работали наравне со мной и Хусейном. Я никого не заставлял, никого не уговаривал, никому не разъяснял, что это синагога, что это «мицва» — расчистить ее от мерзости и привести в надлежащий вид. Каждый, кто появлялся, спрашивал, не трудно ли мне копать, не слишком ли нагружаю корзины?

— А вы вот сами попробуйте! — предлагал я им как бы в шутку. С этого они и начинали.

Особенно запомнился Володя Шухман — худенький паренек, лет двадцати пяти.

— Меня зовут Володя Шухман! — представился он. — Помните такого?

— Шухман, Шухман… — принялся я лихорадочно вспоминать.

Действительно, фамилию его я слышал еще в Новосибирске, но самого ни разу не встречал. И вдруг вспомнил…

Случилась эта история в Новосибирском Академгородке.