Мой граф - [12]

Элиза была в его вкусе. Она была нетребовательной и безмятежной… по крайней мере с ним. Но не с Дугалом. Грегори не мог забыть, что с Дугалом она была дерзкой, уверенной и страстной, а теперь эти двое женаты.

Любовь ли это?

Грегори, впрочем, все равно. Бог с ней совсем, с этой любовью. Он верит в похоть. Она быстро проходит, но, пока длится, она чудесна.

– Твои волосы очень красивы в свете свечей, – сказал он Пиппе.

А почему бы и нет? Он все равно уезжает, и она больше не питает к нему нежных чувств, по крайней мере тех, что, должно быть, питала до того, как год назад он выхватил у нее альбом и поцеловал ее.

Это был самый незабываемый поцелуй в его жизни.

Но Грегори хотел бы забыть его.

Весь его страх, скорбь, гнев, боль и чувство вины – все это выплеснулось в том поцелуе.

Грегори было невыносимо понимать, что Пиппа знает его. Возможно, сама того не сознавая, она знает его лучше, чем кто-либо другой.

В тот день в саду Элизы он вкусил с губ Пиппы подлости своей души. Неудивительно, что сегодня Пиппа ясно дала понять, что больше ни капельки не влюблена в него. А жаль. Ему было на чем сфокусировать свою горечь, когда он держал ее сердце в своих руках.

Так что теперь в каком-то смысле, вылавировав из камней ее предательства и остатков его презрения, они вернулись к прежним дням, прежним отношениям. Он может сказать леди Пиппе Харрингтон правду и не волноваться о подтексте, точно так же, как мог бы сделать комплимент какому-нибудь приятелю в «Уайтсе»: «Отличная лошадь, красивый галстук».

А у нее и в самом деле очень красивые волосы.

Она нахмурилась:

– Ты заигрываешь со мной? После всех тех гадостей, которые наговорил сегодня? И после того грубого поцелуя год назад? Причем по совершенно неподобающим причинам. Не думай, я не забыла.

Возможно, возвращение назад окажется не таким легким, как он думал.

Да будет так.

– Неподобающие причины часто ассоциируются с непревзойденным удовольствием, – пробормотал он. – Хочешь, я потом покажу тебе, что имею в виду? Я позабочусь, чтобы и этот раз ты тоже не забыла.

Она резко втянула воздух, потом прошептала: «Нечестивец», как раз когда в столовую с торжественным лицом вошел лакей.

Все глаза обратились на миниатюрный замок на серебряном подносе, который он осторожно водрузил посреди стола.

– С днем рождения, дядя Берти, – с гордой улыбкой провозгласила Пиппа.

Замок мерцал в свете свечей. Это была готика, рококо и всякая мешанина. Даже парочка горгулий восседала на крыше. Все вместе громко кричало «сказка» – интригующая сказка с горбатыми ведьмами и сияющими принцессами – и являлось полной противоположностью той чистой, простой, рациональной архитектуре, которую предпочитает Грегори. Но было в этом сказочном замке что-то такое… от чего у Грегори перехватило дыхание, когда он его увидел.

«Ты мог бы жениться на ней», – были первые, крайне нелогичные слова, которые пришли ему на ум.

Но разумеется, он не может.

«Ты мог бы жениться на ней», – вернулась мысль, на этот раз более пронзительная. Он подумал о миниатюрной колдунье, которая сидит в замке перед своим хрустальным шаром и заколдовывает его. «Спаси ее от этой скучной жизни. Она слишком хороша, слишком необычна, чтобы пропадать зря».

Но конечно же, он этого не сделает.

Это было бы безумием.

Когда-нибудь, через много лет, он женится ради выполнения долга, а Пиппа в качестве жены ему никак не подходит. Она любопытная. Требовательная. Она будет будоражить его. Он не может позволить себе открыться еще больше – ни ей, ни кому-либо другому.

И нельзя забывать, что он не должен жить в свое удовольствие, наслаждаясь богатством и положением. Его жизнь должна быть целиком подчинена долгу, долгу перед семейством Брейди. А если Грегори женится на Пиппе, которая создана для радости и даже не знает этого, он будет счастлив.

Поэтому Пиппа совершенно не подходит.

Осталось несколько часов, напомнил он себе. Всего несколько часов, и он будет на пути в Тарстон-Мэнор.

Дядя Берти наклонился вперед и поднес к глазу монокль как раз в тот момент, когда самая большая и самая замысловатая из круглых замковых башен отвалилась от сахарной скульптуры. Она рухнула на свечу и загасила ее, но прежде раздалось шипение, пламя резко вспыхнуло и погасло. И в воздух поднялся завиток дыма.

Леди Грэм тихонько вскрикнула.

Мистер Трикл фыркнул.

– Вот так да, – добродушно проговорил дядя Берти. – Он мне нравится, Пиппа. Даже в таком виде.

По комнате распространился едкий запах жженого сахара.

– О Боже. – Пиппа закусила пухлую нижнюю губку.

– Не унывай, моя девочка, – подбодрил ее Берти. – Любовь все меняет, знаешь ли. Для меня этот замок идеален уже только потому, что его сделала ты.

– Спасибо тебе на добром слове, дядюшка Берти, но мне этого недостаточно, – разволновалась Пиппа. – Теперь видишь, почему я должна ехать в Париж?

Грегори изо всех сил старался не обращать внимания на чувство, возникшее у него в душе, что жалостная, отчаянная мольба Пиппы пробудила в нем безумное желание спасти ее, сунуть под мышку, ускакать с ней на пегом жеребце из его мальчишеских грез (которого у него никогда не было и которого он никогда себе не позволит) и спрятать в каком-нибудь замке с горгульями на каждом углу, каждом выступе и башенке.