Мой дядя — чиновник - [3]

Шрифт
Интервал


Разоблачению этой порочной системы и посвятил свой роман молодой кубинский патриот Рамон Меса. Со страниц книги встаёт душный мир колониального чиновничества, вековые традиции испанской бюрократической машины причудливо переплетаются с нравами и законами воровской шайки. Департамент, где служат герои романа, это хаос коридоров, которому внешняя чёткость линий придаёт видимость какого-то порядка, строй бесчисленных дверей, сквозь который прогоняют несчастных просителей, лабиринт инстанций, управлений, отделов и подотделов, в котором сам дон Хенаро — начальник канцелярии — не может разобраться без помощи специальной карты, всесметающий бумажный водопад входящих и исходящих, над которым стоят серые тучи архивной пыли. Здесь за наивысшую мудрость признаётся умение так написать докладную в далёкое испанское министерство, чтобы министерство, не уразумев истинной подоплёки дела, осталось бы довольно и приняло бы подсказанное решение.

Ненужность, бесполезность этого бюрократического мира Меса иллюстрирует рассказом о пропавшем отделе. Целый отдел внезапно исчез, и никто этого не заметил. Жизнь в департаменте идёт как обычно, отправляются очередные исходящие бумаги, регистрируются и подшиваются входящие номера, двери исчезнувшей канцелярии заложены папками, затянуты паутиной и покрыты толстым слоем пыли. И только чиновники-старожилы по секрету передают новичкам жуткую тайну отдела-призрака.

Художник-реалист подметил и показал типические черты мира испанской колониальной бюрократии. Определяющее значение в нём имеют не личные человеческие качества, а положение, не сам человек, а стол, за которым он сидит. Это античеловеческий мир (мрачными марионетками назвал Хосе Марти героев романа), мир видимости, а не сущности, где важно не быть, а казаться. Обыкновенная торговая сделка, выгодная для обеих сторон, здесь кажется нерушимым брачным союзом. Сиятельного дона Ковео, который не может и двух слов связать, прославляют как великолепного оратора. Даже неграмотный лодочник Доминго, выполняющий ныне обязанности посыльного и доносчика при начальнике, носит за ухом гусиное перо. Он и писать-то как следует не умеет, но хочет казаться чиновником.

Чем дальше продвигается герой романа по службе, тем меньше он работает. Праздность становится его служебным занятием. И, только задумав быстро разбогатеть, он начинает лихорадочную деятельность, превращается, как замечает Меса, в образцового чиновника, ибо появилась настоящая забота, ради, которой можно и попотеть. А настоящее дело для испанского бюрократа на Кубе — это воровство.

Меса позволяет читателю догадываться о тёмных делишках чиновников по обрывкам фраз, доносящихся через неплотно закрытые двери, по внешнему виду посетителей. Иногда он вкладывает в образ глубокий смысловой подтекст (например, сравнивая Служебный кабинет с исповедальней), В результате вырисовывается довольно обширный круг интересов дона Хенаро и его преемника. Они не брезгуют ничем; взятками, поставкой гнилых продуктов испанским гарнизонам, контрабандой, участием в дутых акционерных обществах и т. д.

Не случайно, рассказывая о трагической судьбе скромного, трудолюбивого и честного чиновника дона Бенигно, в конце книги автор сообщает, что Бенигно — уроженец кубинской провинции Матансас. Этот коротенький эпизод имеет глубокое содержание. Дон Бенигно занимает место в силу своих личных качеств — трудолюбия, знаний, профессионального опыта. Он кубинец и не имеет покровителей в Испании. Поэтому-то его и выбрасывают из канцелярии, заменяя полуграмотным, не знающим дела, но зато «своим» человеком.

Во второй части книги поле зрения автора расширяется. Он описывает верхушку кубинского общества, высший свет Гаваны. Из грязных комнат канцелярии действие переносится в роскошные гостиные, бальные и банкетные залы. Меняется и рассказчик: сам автор занимает место племянника дядюшки Куэваса — юноши честного, наблюдательного и весьма неглупого, но во дворцы гаванских богачей явно не вхожего.

Фигуры друзей дона Ковео — судьи, полковника, фабриканта, прелата, журналиста — имеют символическое значение, они олицетворяют столпы колониального режима — суд, армию, церковь, продажную прессу, крупный капитал. Это «патриоты» Испании, «интегралисты» (сторонники целостности испанской колониальной империи), члены партии «Конституционный союз». Ораторы этой партии заявляли, что если Кубе будет предоставлена конституция, то они разорвут этот документ, клочки засунут в патроны вместе с пулями и будут стрелять ими в недовольных.

Типической особенностью колониального общества, описанного в книге Месы, является сочетание буржуазных навыков с феодальными традициями, культа денег с паразитизмом. Персонажами романа движет одна могучая сила — стремление разбогатеть любыми способами, любой ценой. Почти с плакатной простотой выражает это автор в ряде точно найденных деталей: фигурка золотого тельца украшает кабинет дона Ковео, золотая цепь связывает героя с невестой и т. д.

Но деньги не вкладываются в производство, а используются для потребления. На вопрос: «Что делать с деньгами?» — дон Хенаро авторитетно разъясняет своему «ученику»: «Прежде всего подыщи хорошего повара». Роман наполнен красочными натюрмортами, описанием обеденных столов, переполненных всякого рода едой. Постоянным аккомпанементом действия служит стук вилок и ножей, звон бокалов.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.