Мой друг Трумпельдор - [45]
Словом, чудеса отменялись. Я вижу в этом не прихоть, а план. Кажется, тот, кто управляет нами, говорил: вот человек, подброшенный удачей и едва не летящий, а это другой, рассчитывающий только на свои силы. Первого остановить невозможно, а второй слаб перед всякой напастью.
В новом его положении не помогала даже храбрость. Он был такой, как я, как вы, как кто угодно. Конечно, случались удачи вроде привета от Драчевского, но все же это не то, что удавалось во время войны.
Мы опять с ним ругались. Вернее, ругался в основном я. Иосиф почти не отвечал. Возможно, мои аргументы его уже не интересовали. Он был — как бы сказать поточнее? — вроде как паровоз на пару. Сейчас раздастся свисток и — вперед! Дальше мы увидим исчезающий хвост и дымок на горизонте.
ДОКУМЕНТЫ
Что такое обыск? Сложно дать точный ответ. Как уже ясно, результат достигается не во всех случаях. Да он порой и не обязателен.
Конечно, все начинается с топтуна. С того, что он не просто прохлаждался на улице, а держал ухо востро. В департамент вернулся с уловом. Как вам, дорогой начальник, эта фраза? Да это же форменный подкоп!
Начальник натянул очки на нос и почесал лысину. Молодец, друг. Не зря промерз. Теперь уже никаких сомнений. Имеем полное право отправиться к клиенту домой.
Итак, 15 января 1912 года, чуть больше чем через год после студенческих волнений и через полгода после высылки в Финляндию, к нам пришли с обыском.
Представляете? Город еще не пришел в себя после Рождества, а тут они. Видно, за время праздников истосковались по работе. Прямо руки чешутся что-то перетряхнуть, а затем начать по новой.
Ах, это наше родимое «раззудись, плечо»! Сил не жалели, но в подробности не вдавались. В описи сказано: «собраны не имеющие значения для дела вещи, переписка и документы». Значит, мели все подряд. Даже фикусу досталось. Раскинув корни и листья, он лежал на полу. Казалось, уж он-то как связан с политикой? Если, конечно, не иметь в виду его дальнего родства с пальмой и лимонным деревом.
Мы решили, что в охранке отчитывались за фунты. К примеру, за телегу с трофеями получаешь чин. Со временем так набиваешь руку на этом занятии, что можешь претендовать на орден.
Словом, нагрузили до самого верха, но сами не понимают зачем. Больно все бесполезное. Для чего, к примеру, печать? Или конверты с марками? Лучше бы взяли горшки с цветами. Нет, разбили, но оставили. Чтобы этот погром еще долго не забывался.
За восклицательные знаки на полях досталось Льву Николаевичу. Его тома перетрясли так, словно искали между строк. Потом взялись за Этьена Кабе и его «Путешествие в Икарию». Эту книгу быстро вернули в состояние бумаги.
С Толстым все понятно, а про Кабе следует объяснить. Иосиф перечитывал его постоянно. Протянет руку, откроет в любом месте — и вновь вдохновляется.
Жил этот Кабе в начале прошлого века. Кажется, ни в каких утопиях не участвовал, а все представлял верно. Утверждаю это как человек, прошедший Хамадеру. Больше года мы провели в его романе.
Отличие, правда, есть. Нашу свободу ограничивала колючая проволока. Впрочем, главное не в этом. Если нет полиции и начальства, то даже лагерь для пленных не так страшен.
Кстати, если нет начальства, то нет и бюрократии. Это, пожалуй, самое удивительное. Ведь даже обыск — это не только погружение в хаос, но и процедура. По итогам разгрома составили протокол. Учли каждую мелочь. Показали, что ничто не застряло в кармане и подшито к делу.
«1). У Клебанова и проживающей совместно с ним его сестры Эстер Клебановой — четыре записные книжки с адресами, три талонных книжки для сбора денег, из которых одна с оттиском мастичной сионистской печати для сбора пожертвований в пользу национального фонда, чековые книжки с еврейским текстом, черновики статей, подготовленных, по-видимому, для печатания, квитанционная книжка
для приема денег от подписчиков на газету „Рассвет“, небольшой железный ящик с 59 коп., 36 чистых бланков повесток о собраниях, несколько заполненных бланков о состоявшихся уже собраниях и большая переписка по сионистским делам. У них же на квартире собраны не имеющие значения для дела вещи, переписка и документы слушательницы фельдшерских курсов Товы Берковой Хаскиной.
2). У И. Файна — черновики извещений, начинающиеся словом: „Товарищ", в котором изложен результат первого общего собрания С.- Петербургской студенческой фракции, черновики циркулярного письма с кратким изложением современного течения сионизма и с предложением сплотиться в организации и присоединиться к центральному бюро студентов — сионистов в Берне, тетрадь в синей бумажной обложке, на первых двух страницах которой изложены пожелания, выработанные на конференциях общего союза (вероятно, в Берне) и на русской конференции; далее следуют адреса членов С.-Петербургской фракции и адреса для сношений с другими городами, почтовый листок бумаги с рукописным разъяснением к университетскому уставу кружка „Маккавеев" циркуляр № 1 ЦК Сионистских организаций в России, датированный 11 сентябрем 1911 года, написанный карандашом конспект доклада о крещении и многое другое.
4) У Трумпельдора — деревянная печать для мастичных оттисков сионистского кружка русских военнопленных. денежный журнал этого кружка, несколько экземпляров выпущенной там газеты „Дос юдишер лебен“
Александр Семенович Ласкин родился в 1955 году. Историк, прозаик, доктор культурологии, профессор Санкт-Петербургского университета культуры и искусств. Член СП. Автор девяти книг, в том числе: “Ангел, летящий на велосипеде” (СПб., 2002), “Долгое путешествие с Дягилевыми” (Екатеринбург, 2003), “Гоголь-моголь” (М., 2006), “Время, назад!” (М., 2008). Печатался в журналах “Звезда”, “Нева”, “Ballet Review”, “Петербургский театральный журнал”, “Балтийские сезоны” и др. Автор сценария документального фильма “Новый год в конце века” (“Ленфильм”, 2000)
Около пятидесяти лет петербургский прозаик, драматург, сценарист Семен Ласкин (1930–2005) вел дневник. Двадцать четыре тетради вместили в себя огромное количество лиц и событий. Есть здесь «сквозные» герои, проходящие почти через все записи, – В. Аксенов, Г. Гор, И. Авербах, Д. Гранин, а есть встречи, не имевшие продолжения, но запомнившиеся навсегда, – с А. Ахматовой, И. Эренбургом, В. Кавериным. Всю жизнь Ласкин увлекался живописью, и рассказы о дружбе с петербургскими художниками А. Самохваловым, П. Кондратьевым, Р. Фрумаком, И. Зисманом образуют здесь отдельный сюжет.
Петербургский писатель и ученый Александр Ласкин предлагает свой взгляд на Петербург-Ленинград двадцатого столетия – история (в том числе, и история культуры) прошлого века открывается ему через судьбу казалась бы рядовой петербурженки Зои Борисовны Томашевской (1922–2010). Ее биография буквально переполнена удивительными событиями. Это была необычайно насыщенная жизнь – впрочем, какой еще может быть жизнь рядом с Ахматовой, Зощенко и Бродским?
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второе издание. Воспоминания непосредственного свидетеля и участника описываемых событий.Г. Зотов родился в 1926 году в семье русских эмигрантов в Венгрии. В 1929 году семья переехала во Францию. Далее судьба автора сложилась как складывались непростые судьбы эмигрантов в период предвоенный, второй мировой войны и после неё. Будучи воспитанным в непримиримом антикоммунистическом духе. Г. Зотов воевал на стороне немцев против коммунистической России, к концу войны оказался 8 Германии, скрывался там под вымышленной фамилией после разгрома немцев, женился на девушке из СССР, вывезенной немцами на работу в Германии и, в конце концов, оказался репатриированным в Россию, которой он не знал и в любви к которой воспитывался всю жизнь.В предлагаемой книге автор искренне и непредвзято рассказывает о своих злоключениях в СССР, которые кончились его спасением, но потерей жены и ребёнка.