Мой друг лайка - [8]

— Ко-ко-ко! — донеслось с той стороны, где опустилась птица. Собака задрожала, но, видимо, поняла, что это какая-то особая охота и что хозяин вряд ли будет стрелять. «Поди разберись, в чем тут дело!» — Собака растерянно смотрит на меня, так же, как и в тех случаях, когда пытается работать по выводкам домашних уток, жирующих за околицей села. Тогда я просто показываю полное равнодушие и спокойно прохожу мимо уток. Этого всегда бывает достаточно, чтобы Рыжик, не оглядываясь, пошел прочь: «Этих уток не бьют». Сейчас, когда хочется понаблюдать за птицами, мне не следует уходить, но надо чем-то выразить свое безразличие к тетерке. Это надо сделать действием, а не командой. Я достаю из ягдташа завтрак и раскладываю его на бумаге. Рыжик послушно лежит, но не обращает внимания на пищу. Даже кусок любимого лакомства, сахару, остается нетронутым перед его носом. Я вижу, как бока собаки иногда перестают вздыматься, и догадываюсь, что она вслушивается, затаивая дыхание: уши настороженно «стригут» и ловят звуки кокотания тетерки и цыплячий писк тетеревят.

Заботливая мамаша-тетерка условными интонациями своего голоса командует выводком и идет ему навстречу. Цыплята жалобно пищат, но, видимо, находят ее, так как вскоре все звуки затихают. Выводок ушел с опасного места, а я так и не видел ни одного тетеревенка. Только по писку можно было определить, что цыплята еще мелки. Мне захотелось проверить послушание собаки, и я решил еще раз согнать тетерку. Не позволяя Рыжику уходить от себя далее 15–20 шагов; я направил его поиск в ту сторону, где голос тетерки был слышен в последний раз.

При новом взлете птицы Рыжик сделал рывок, но не погнал ее. Тетерка, не видя преследования, быстро опустилась на землю и бегала по траве, изредка вспархивая. Собаку это волновало, но вела она себя так же, как при встрече с выводком домашних уток. Тихо разговаривая с Рыжиком, я не разрешил ему бежать к тетерке. Вскоре мы нашли затаившийся выводок тетеревят, и мне пришлось из осторожности взять Рыжика на сворку. Тетеревята веером взлетели с земли и в 20–30 шагах снова ткнулись в траву. Они были совсем маленькие, не больше дрозда.

Переполох в тетеревином семействе был страшный, я видел, что тетерка-мать забыла о всякой осторожности и страхе.

Нам пора было уходить.

Через несколько минут я спустил Рыжика с поводка и пошел краем болота. В стороне кокотала тетерка, созывая разлетевшийся выводок, а я, подманивая собаку, старался увести ее за собой. И вдруг потерялся мой Рыжик. Прошло минуты две-три, и вот сзади, на следу, я услышал шорох идущей собаки. В позе ее, а глазное в положении головы было что-то необычное. Вглядевшись, я заметил, что во рту Рыжик держит тетеревенка, и поругал себя за беспечность. Не надо было спускать так рано собаку, ведь это же все-таки лайка!

Рыжик охотно отдал мне тетеревенка, но, взяв его в руку, я понял, что зря волновался: вежливая собака совершенно не повредила это хрупкое и беспомощное существо — тетеревенок был целехонек. Я опустил его на землю и смотрел, как он сперва прижался к ней, а потом проворно побежал и спрятался в гуще растений.

— Экая же ты умница, — ласково сказал я Рыжику, и мы пошли дальше, оба довольные. Собака даже не оглянулась ни разу.

Все это проделала та самая лайка, которая без страха рвала медведей и мертвой хваткой душила лисицу и барсука. Качества зверовой собаки сочетались в ней с необычайным послушанием.

Конечно, есть и такие лайки, которые не могут спокойно видеть ничего живого. У меня лично они были, неизвестно кем воспитанные и натасканные: я приобретал их уже взрослыми. Надо сказать, что взрослую лайку трудно и даже невозможно перевоспитать и лучше от нее отказаться, если она не отвечает требованиям охотника.

…В начале осени, когда впервые заморозки слегка тронут листву деревьев и яркие пятна увядания появятся в гуще зеленых ветвей, начинается интересная охота с лайкой на глухаря. На утренних и вечерних зорях глухари вылетают кормиться на осинники, довольно регулярно посещая одни и те же места. С шумом рассаживаются они по ветвям огромных старых осин.

Чаще всего птицы садятся почти в вершине дерева, иногда по нескольку штук на одну осину. Подлет глухаря, особенно в тех случаях, когда он опускается в гущу ветвей, сопровождается сильным хлопаньем крыльев, и в тихое утро птицу слышно шагов на 150–200.

Осина — дерево вообще шумливое, и часто даже в полном безветрии листья ее колеблются и шелестят. Поэтому огромный петух без всякой осторожности ходит по сучку и обрывает листья. Даже без чуткой лайки охотник легко может услышать кормящихся глухарей и подойти к ним на выстрел. Особенно благоприятны для охоты тихие туманные зори, когда оседающий на листья туман крупными каплями падает на землю. Капли глухо стукают по отсыревшей листве и траве, и звуки эти заглушают шорох шагов охотника.

При первом же облаивании глухари перестают кормиться и, вытянув шеи, внимательно смотрят на собаку. Только она привлекает внимание этих осторожных в другое время птиц. Тихо, обдумывая каждый шаг, используя каждое укрытие, охотник двигается на лай собаки и старается по возможности ранее увидеть глухарей. Это позволяет ему выбрать наиболее выгодный и удобный путь.