К счастью, я ничего похожего ему не сказал.
Из Болгарии от него вестей не приходило. Он ни с кем не переписывался. Потом из Москвы дошло – Кожевников покончил с собой. Нина умерла, и он не пережил ее смерти. Я долго собирал разрозненные сведения, пока не вырисовалась ясная картина трагедии. Смена климата не помогла Нине. Она умирала долго и мучительно. И он, уже не сомневаясь, что ей не жить, стал заранее – неторопливо и деловито, как и все, что делал, – готовить свою собственную кончину: купил охотничье ружье, хотя даже охотничьего инстинкта не имел, не говоря уже об охотничьей практике; смастерил собственными руками станину для ружья; запасся шнуром, чтобы на расстоянии потянуть курок. И стал ждать конца – ее и своего. Некоторое время после ее смерти он столь же аккуратно совершал неотложные дела – подобрал хорошее место для погребения, торжественно похоронил Нину. И, воротившись с похорон, привел в действие свою конструкцию.
Кнут Гамсун, великий знаток любви, написал об одном из своих героев, что Господь его не одарил, а поразил любовью. Так же судьба расправилась и с моим другом Андреем Кожевниковым. Он долго стоял в стороне от любви, долго был равнодушен к ее волнениям, утехам и мукам. Но настал день – и любовь поразила его. Метко и беспощадно. Насмерть.