Мой друг Адольф, мой враг Гитлер - [92]

Оружием, которым он поборол отсутствие у Гитлера интереса к его персоне, стало его постоянное раболепие. Какие-то воспоминания о скромном военном звании его отца заставляли его вести себя в присутствии Гитлера с подобострастием младшего офицера. К этому добавлялось отсутствие собственного интеллекта. Он брал фразы Гитлера, вышивал на них и возвращал обратно. Это свойство в конечном счете приблизило его к своему господину. Но только это не может объяснить его возвышения до поста министра иностранных дел. Он поддерживал бесконечные междоусобные войны, ведшиеся в верхушке нацистской партии. Гитлеру потребовалось пять лет, чтобы почувствовать, что он сможет обходиться без профессиональных услуг Нейрата. Все это время большинство лидеров нацистов вели нескончаемые интриги, чтобы стать наследниками. Самым обеспокоенным кандидатом был, наверное, Розенберг, но тогда почти все были настроены против него, и у него не было никаких шансов. Геринг был не прочь занять этот пост, но потом у него скопилось столько других должностей, что даже его ненасытный аппетит был более или менее удовлетворен. Геббельс тоже имел виды на это кресло, но даже Гитлер, должно быть, понимал, что внешний вид Геббельса был в этом деле недостатком. Судьбоносную роль в окончательном назначении Риббентропа сыграл, наверное, Отто Дитрих. Не то чтобы он как-то особо тепло относился к Риббентропу, но в какой-то момент он почувствовал такую зрелую и сильную ненависть к Розенбергу, что по тактическим соображениям предпочел поддержать кандидатуру относительно молодого члена партии. Тот факт, что Риббентроп поздно примкнул к нацистам, стал преимуществом, поскольку он еще не успел засветиться в связях с какой-либо из враждующих фракций внутри партии. В его манерах была своего рода поверхностная утонченность, по крайней мере когда того требовали обстоятельства, но вместе с этим в нем резко контрастировали его подобострастие в присутствии Гитлера и невыносимая напыщенность в компании с другими людьми.

Более того, и, возможно, это стало решающим фактором, другие партийные бонзы правильно определили его как посредственность, которая не представляет серьезной угрозы в борьбе за влияние на Гитлера.

Гитлер разрешил Риббентропу учредить бюро, которое соперничало, с одной стороны, с отделом международных дел под управлением Розенберга, а с другой – с министерством иностранных дел Нейрата. С помощью партийных фондов он установил контакты с иностранными дипломатами и влиятельными людьми и построил соперничающую информационную сеть, которая часто предоставляла Гитлеру более яркие описания событий за рубежом, чем рассудительные и точные отчеты министерства иностранных дел. Риббентроп окончательно уничтожил Нейрата, при любой возможности надоедая Гитлеру разговорами о том, что ему необходимо в качестве главы министерства иностранных дел иметь кого-либо, кто был бы полностью надежен и предан Гитлеру и полон решимости устанавливать национал-социалистические стандарты среди традиционалистов, служивших в немецком МИДе. «Вы ничего не добьетесь со старой командой, – нашептывал он Гитлеру. – Они никогда не поймут ваших целей, от них нужно избавиться».

Я думаю, что именно отказ Итона принять в свои ряды сына Риббентропа можно назвать началом окончательно сформировавшейся позже ненависти к Англии, которая стала ареной его первого дипломатического успеха в 1935 году, когда он вел переговоры об англо-германском морском перемирии. Риббентроп был крайне уязвлен этим и считал такое поведение прямым оскорблением, которое никоим образом не было исправлено, когда ему разрешили отправить мальчика в Вестминстерскую школу. Несмотря на все годы, проведенные им в Лондоне в качестве посла, он никогда не понимал британцев, а его полное непонимание базовых принципов британской дипломатии сыграло далеко не последнюю роль в убеждении Гитлера, что тот сможет обойтись дешевой войной.

Риббентроп не только поносил неэффективность министерства иностранных дел Германии, но и радовал своего хозяина одинаково уничижительным отношением к немецкой армии. Но для этого была более неприятная причина. В свое время я узнал от Нейрата, что в рейхсвере в деле Риббентропа были подробности того, как в сентябре или октябре 1918 года, когда немецкая армия отступала на восток, Риббентроп уклонился от службы, не оставив при этом работу в своей компании. В то время он был лейтенантом запаса и при обычных обстоятельствах его бы отдали под трибунал как дезертира и расстреляли. Революция и перемирие спасли ему жизнь. Думаю, Геринг и Гитлер узнали об этом и использовали эти сведения, чтобы держать Риббентропа в узде.

Геринг, конечно же, расцвел. Он был в фаворе у Гитлера, придумывал бесконечные униформы, которые носил с дюжиной разных шляп, и важно расхаживал по Берлину с эполетами размером с фруктовый пирог. Он собирал награды с рвением, с каким другие люди коллекционируют марки, и вымогал у своих знакомых из старых королевских семей фамильные ордена. Принц Виндишграц, сильно нуждавшийся в то время, был одним из них и как-то рассказал мне, что это маленькое удовольствие стоило ему 150 фунтов. Геринг был совершеннейший ребенок, не дурак и не тот человек, к которому можно относиться несерьезно, – он прекрасно осознавал, что был своего рода витриной нацистской партии и мог сохранять свое положение только благодаря обману. Он катался как сыр в масле, а Гитлер понимал, что тот сделает все, чтобы сохранить такое положение вещей. Когда дело доходило до сомнительных и незаконных дел, Гитлер знал, к кому нужно обратиться. В это время мои собственные отношения с Герингом стали охлаждаться. Когда я был в Лондоне по поводу клеветнической книжонки о пожаре в рейхстаге, я заметил кому-то: «Геринг на самом деле никакой не национал-социалист. Он военный социалист, солдат удачи». Об этом быстро сообщили ему, что сильно задело его за живое, потому что именно это старые члены партии ставили ему в вину. «Позаботьтесь о том, чтобы я никогда больше не слышал от вас таких вещей, Ханфштангль, – угрожал он мне. – Иначе я знаю, что с вами делать».