Мой друг Адольф, мой враг Гитлер - [123]

Катынь. Через сутки после первых сообщений о гнусной резне доктор «С» знал, что это совершили Советы: «Нацисты никогда бы не предложили безопасное сопровождение кому бы то ни было, желающему приехать и увидеть доказательства, если бы они не были в них уверены. И посмотрите на реакцию польского правительства в изгнании в Лондоне!» Его совет: «Разумеется, нельзя позволить Геббельсу забивать клин между вами и вашими русскими союзниками. Но положите это дело в ящик стола. А когда немцы будут побеждены, откройте этот ящик и покажите американскому народу, что Советы ничуть не лучше нацистов». (Этот совет, который в целом повторял то, что потом гросс-адмирал Дениц предложил западным союзникам: дайте нам бензин и так далее, и мы отправим русских обратно, где их место, – показывает, что, несмотря на обширнейшие знания и удивительную проницательность, мой отец никогда по-настоящему не понимал принципов демократии: такой резкий поворот в политике возможен только при авторитарном режиме. Тем не менее в интересах США было не питать особых иллюзий и доверия по отношению к «дяде Джо» Сталину.)

Свержение Муссолини под руководством Бадольо. Когда мой отец услышал annuncio di grave importanza по роскошному радиоприемнику в Буш-Хилл, там играли не «Giovinezza», а «Marcia reale»[62], радио рейха не сделало никаких заявлений о событиях в Италии, и он в течение суток заключил, что это застало немцев абсолютно врасплох. Теперь он бомбардировал Вашингтон записками: «Это ваш шанс! Двигайтесь из Сицилии (там находились военные базы США) в Южную Италию! Захватите плацдарм, не встречая сопротивления!» Записки шли десять дней. Затем мы услышали короткую выразительную речь Гитлера, и мой отец написал последнюю записку: «Теперь можете об этом забыть. Германия отреагировала». В результате США получили бои при Салерно, Рапидо, Анцио, которых можно было избежать.

Мой отец принимал все это очень близко к сердцу. Казалось, его больше волнуют государственные проблемы США, чем немецкие солдаты. Один из охранников и я постоянно пытались успокоить моего отца фразами типа «расслабьтесь», «не принимайте это так близко к сердцу», «все совсем не так плохо». Однажды он взорвался и заорал на нас на немецком: «Ihr tut Euch leicht! Versteht Ihr denn nicht, dass ich hier Hochverrat begehe!» («Это для вас все очень просто! Вы что, не понимаете, что здесь я совершаю государственную измену!») Для меня это стало значительным открытием. Я внезапно осознал, как разрывается мой отец. По окончании войны, когда я вернулся после двух лет полезной, но негероической службы на юго-западе Тихого океана, я попытался найти своего отца, от которого, как исчерпавшего свою необходимость, весьма бесцеремонно избавилось правительство США в 1944 году, передав его обратно в заключение к британцам. Я пил коктейль с одним подполковником в отеле «Мэйфлауэр» в Вашингтоне и спросил его, что он думает о сотрудничестве моего отца с США. Он начал с того, что в то время был только майором, годным лишь на то, чтобы «опустошать мусорные баки». Он читал записки моего отца и нашел их убедительными, но также он считал убедительными и контраргументы генералов. В Пентагоне ожидали, что немецкое сопротивление будет сломлено, как только войска союзников перейдут через Рейн и приблизятся к сердцу Германии. Когда моего отца специально спросили об этом, он предостерег: «Опасайтесь ложных аналогий с 1914–1918-м! Обстановка там по-настоящему революционная, и вы должны быть готовы к жестокому, отчаянному, атакующему сопротивлению, даже когда ступите на немецкую землю». Полковник закончил словами: «Если бы мы последовали совету вашего отца, можно было бы сохранить пятьдесят тысяч жизней американских солдат».

В конечном счете моего отца репатриировали и подвергли «денацификации». Кто-то из свободных демократов даже предлагал ему дальнейшую политическую карьеру в Германии. Но из этого ничего не вышло, и мой отец провел остаток жизни, наслаждаясь настоящим и страдая от прошлого: беспрерывно мучая себя рассуждениями о том, что пошло не так и что он мог бы сделать, чтобы избежать катастрофы, вызванной его бывшим другом Адольфом Гитлером.

Эгон Ханфштангль

Мюнхен, март 1994