Мой дом - пустыня - [73]

Это новое знакомство вряд ли пришлось корсаку по вкусу. Ведь ему представлялось, что мир устроен очень просто. Все было понятно в этом мире, который весь состоял из одного лишь Ак-Мейдана. Когда опускалось солнце, пустыню поглощала тьма, а когда оно вновь поднималось — в мире становилось светло и горы вдали смыкались с облаками.

Понятными были дождь и снег, щебет пролетавших над головой птиц.

Давно привычным стало для корсака и то, что при его приближении к овечьей отаре люди поднимали крик, а громадные страшные собаки с лаем кидались на него; не так-то легко было увернуться от их острых зубов. И все же это было привычным, потому что и отара, и вкусные ягнята принадлежали людям и собакам. Оттого корсак, юркий, рыже-серый, очень похожий на лисицу, старался охотиться подальше от мест, где паслись овцы. Людям, собакам и их овцам не было дела до зверьков, за которыми охотится корсак. Для него жили на свете суслики и тушканчики. Правда, изредка ему попадались в пустыне и задремавшие птицы. Инстинкт охотника безошибочно вел корсака к цели. Ловкий прыжок — и очень скоро от птицы даже следа не оставалось: корсак съедал ее вместе с костями и перьями.

До сегодняшнего дня пустыня была понятной. До той поры, пока над норой его не промчалась машина, изворотливый хищник не представлял, что в округе может появиться нечто, способное поразить его. Это безводная равнина, где не было ни дорог, ни тропинок, издавна превратилась во владения корсаков и лисиц. Изредка, лишь в дни, когда через Ак-Мейдан гнали отары овец, забредал сюда волк. Это случалось после дождливой зимы: чабаны знали, что в прорытых ими канавах собрались запасы дождевой воды — овцам хватит ее на несколько дней, пока они не доберутся до своих пастбищ, до обильных колодцев с чистой водой.

Любопытного корсака удивляло, что птицы и овцы, ослы и лошади вместо мяса жуют полевую траву. Но еще удивительнее было видеть, как они пьют застоявшуюся дождевую воду. Несколько раз корсак после дождя опускал мордочку в лужицу, но всякий раз с презрением отфыркивался. Он предпочитал любой жидкости теплую кровь и другого питья не искал.

Да, овцы, собаки, вода, зной — все было известно корсаку. Все, кроме грохочущего существа, оставившего за собой струйку едкого дыма...

В тот вечер корсак вышел на охоту позже обычного. Он настороженно принюхивался к каждому бугорку. Тонко пересвистывались играющие суслики, тушканчики выпрыгивали прямо из-под носа и мчались к своим норам, но кровь маленького хищника не вскипала боевым азартом. Пока он не выяснит, угрожает ли его жизни грохочущее страшилище, что промчалось у него над головой, он не сможет ни охотиться, ни отлеживаться в своей норе.

Корсак осторожно двинулся в ту сторону, куда днем ушла машина. Вскоре он достиг границы своих владений — дальше хозяйничал другой корсак. В чужих владениях можно укрыться в случае опасности. Туда можно прибежать поиграть, но прийти туда охотиться — это уже непростительная провинность. Даже самый слабенький, неокрепший детеныш корсака выберется из норы и, скаля зубы, с угрозой двинется на пришельца. Поэтому наш корсак, несмотря на голод, бежал только по следу, едва уловимому, не замечая по-прежнему ни сусликов, ни тушканчиков.

Наконец он достиг лисьих владений, а дальше простиралась незнакомая равнина.

Корсак смотрел, смотрел во все глаза. Ноздри его чутко ловили воздух с едва заметной примесью гари.

Впереди звездами мигали огни. Но они казались крупнее и ярче звезд. Было что-то тревожное, раздражающее в том, что они мигали — будто метались из стороны в сторону.

Как мы уже говорили, корсак чувствовал себя хозяином, которому ведомы все тайны пустыни. Хоть и считают лису почему-то всех хитрее, но ей далеко до корсака. Что же касается нашего корсака — он был самым шустрым, изворотливым и любопытным среди своих сородичей. Не будь этого, разве забрался бы он так далеко от своего дома в поисках неведомого чудовища?

Прячась за барханами и низкими иссохшими кустарниками, корсак взобрался на крутой и длинный бархан, края которого уходили в темноту. Он вытянулся и замер, наблюдая за странными огнями. Узкое тело зверька слилось с песчаной поверхностью бархана, голова стала похожа на комок сухой глины, какие валялись тут и там. Но разглядывал корсак не ту машину, что видел днем, а экскаватор. Хищника поразили сверкающие фары экскаватора. Повернись эти сверкающие глаза в его сторону, он не улежал бы на месте, а ринулся опрометью к своим владениям.

Корсак давно уже понял, что в пустыне за ним не угнаться никому, кроме джейрана и черного орла. Но джейраны пугливы, скорее сам корсак погонится за ними. Орел же не любит темноты, по ночам он дремлет где-нибудь на пустынном холмике.

Огни мигали, раскачивались, но не поворачивались в сторону корсака. А люди, понятия не имевшие, что за их действиями наблюдает какой-то зверек, занимались своим делом. Корсак долго смотрел, как зубы ковша экскаватора вонзаются в разрыхленную землю, а потом ковш несет эту землю по воздуху и высыпает то на один, то на другой высокий бархан. Мог ли знать корсак, что это вовсе не барханы, а будущие берега Каракумского канала, между которыми вскоре побежит вода.