Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика - [7]
Я решил забыть обо всем, что произошло, — слишком сильно на меня это подействовало. Мы перешли через дорогу, вошли в церковь, и я забрался на балкон, где сидели дети, индейцы и негры. Реддинг-Ридж невелик, и я там всех знал — всех детей, Тома Воррапа, и Неда, и негра Старра. Я сел рядом с Джерри Сэнфордом. Джерри был на несколько лет моложе меня, но среди всех присутствовавших он был ближе всего мне по возрасту, и мы часто общались. Он сразу же обратился ко мне:
— Мы слышали, что Сэм убежал, чтобы сражаться.
Никто не давал мне об этом забыть. Мистер Бич посвятил свою проповедь Сэму. Он сказал, что в первую очередь мы должны повиноваться Богу, но наш Господь Иисус Христос сказал: «Дайте кесарю — кесарево», а это означает, что мы должны быть верными англичанами. Он сказал, что горячие молодые люди, которые не прислушиваются к голосу старших, навлекут Божий гнев на свои головы. Он сказал, что Библия велит молодым почитать своих отцов, из-за чего я начал очень сильно переживать за Сэма, потому что кричать на своего отца, как кричал Сэм, было грехом и Бог может наказать его за это.
Я не думал, что Бог поразит его ударом молнии или чем-то таким. Бог конечно мог бы метать молнии, если бы хотел, но я не верил, что он вообще когда-либо так поступал. На самом деле меня беспокоило, что Бог мог наказать его, бросив на штык красного мундира. Я знал, что Бог совершает подобные вещи, потому что однажды сам оказался свидетелем такого события. Однажды в воскресенье сюда прискакал фермер из Центрального Реддинга — он был очень пьян и ехал на лошади по кладбищенской земле, а когда мистер Бич велел ему убираться, он послал священника к черту и пустил лошадь галопом прямо на мистера Бича. И тут, не успев сделать два или три шага, лошадь споткнулась о могильный камень, фермер свалился, сломал себе шею и через минуту скончался. Это правдивая история, и тому было множество свидетелей.
Поэтому я знал — пожелай Бог наказать Сэма, он бы это сделал. Переживая за брата, я не мог понять, какая из сторон права, и не мог сосредоточиться на службе. Мне захотелось выйти из церкви. Но мистер Бич всегда читал проповедь по меньшей мере час, а вдохновленный Лексингтонским сражением он говорил дольше. К счастью, он, как всегда, должен был возвращаться в Ньютаун, чтобы провести дневную службу, а потому наконец замолчал, служба закончилась, и, вздохнув с облегчением, я встал и начал спускаться по ступенькам к выходу. Я почти до него дошел, когда кто-то дотронулся до моей руки, и я обернулся.
Это был Том Воррап. Том не очень-то походил на индейца. Он носил такую же коричневую рубашку и штаны, как любой фермер в Реддинге, и хорошо говорил по-английски.
— Здравствуй, Том, — сказал я.
Он ничего не ответил, но сжал мою руку, удерживая меня, пока остальные спускались мимо нас по ступенькам. Потом спросил тихим голосом:
— Если я тебе скажу, где сейчас Сэм, ты не проболтаешься? — Он сурово посмотрел на меня и продолжал сжимать мою руку — не так сильно, чтобы причинить боль, но достаточно крепко, чтобы я понял: захоти он сделать мне больно, сил у него хватит.
— Он у тебя, Том?
— Не рассказывай никому, Тимми. Не то втянешь меня в беду.
— Не расскажу.
Том меня напугал. Он отпустил мою руку, развернулся и начал спускаться. Я пошел за ним. Мои родители стояли перед церковью, переговариваясь с людьми. Так уж у нас принято. Церковь была единственным местом, где мы могли встретить фермеров из отдаленных уголков нашего прихода, таких, как Ампавог. Они хотели быть в курсе новостей, и отец всегда находил для них время — он говорил, что с людьми надо быть приветливым. Я знал, что родители хотели бы, чтобы и я держался поблизости и выказывал радушие. Знать-то знал, а все равно мы с Джерри Сэнфордом швырялись друг в друга камушками, пока нас не поймал отец, и нам пришлось остановиться. Мне не терпелось поскорее увидеть Сэма, но приходилось притворяться, что я никуда не спешу, а разговор затягивался — говорили о войне, о том, чего можно ожидать. Наконец родители закончили беседу, и мы пошли к дому.
Когда мы переходили улицу, я сказал:
— Отец, Джерри Сэнфорд просит помочь ему принести бревно из леса.
— В воскресенье нельзя работать, — ответил он.
— Но это не долго!
Отец только пожал плечами. Я думаю, у него было слишком много других забот, чтобы из-за этого переживать. Поэтому, вместо того чтобы идти к таверне, я развернулся и двинулся к дому Сэнфордов. Как только я его миновал и уже никто не мог увидеть меня из таверны, я перелез через каменную стену на пастбище Сэнфордов и побежал к дому полковника Рида. По дороге до него было не меньше двух миль, но, пробежав напрямик через поля, я мог проделать весь путь за пятнадцать минут. Если бы кто-то из Ридов увидел, что я иду к Воррапу, они наверняка бы захотели узнать, зачем мне это понадобилось. Поэтому я старался проскочить мимо их дома как можно быстрее. Хотя я очень нервничал — во-первых, я соврал отцу, во-вторых, Сэм такое творил… — но день стоял чудесный, и это придавало мне сил. Солнце грело спину и плечи, пели птицы, и в воздухе стоял особый весенний запах — травы и мокрой земли. Я просто мчался вперед, стараясь ни о чем не думать, и через пятнадцать минут оказался у хижины Воррапа.
Книга американского музыковеда Дж. Л. Коллиера посвящена истории джаза. В ней освещаются основные этапы развития этого своеобразного вида музыкального искусства, даются характеристики выдающихся джазменов, оценивается роль джаза в современной культуре. Издание рекомендуется специалистам — музыковедам, исполнителям, а также широкому кругу читателей.
Автор книги, известный американский исследователь и историк джаза, знаком советскому читателю по своей работе «Становление джаза». В монографии, посвященной творчеству выдающегося американского музыканта Луи Армстронга (1900-1971), автор ярко и профессионально рассказывает о пути становления своего героя, отказываясь от традиционной для прессы США романтизации «суперзвезды». Дж. Коллиер показывает, как коммерциализация культуры, расовая дискриминация помешали полному осуществлению огромного дарования трубача, композитора, певца.
Дюк Эллингтон (1899-1974) — известный американский пианист, композитор, руководитель джаз-оркестра, один из создателей различных стилей джаза. Книга написана Дж. Л. Коллиером, предыдущие труды которого «Становление джаза» и «Луи Армстронг» пользовались большой популярностью у советского читателя. Издание иллюстрировано. В книге использованы архивные фотоматериалы.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.