Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика - [12]
Я бежал, перелезая через каменные и железные ограждения, разделяющие пастбища. Мое лицо горело. Я не позволял себе остановиться и передохнуть — перед моими глазами стоял офицер повстанцев, размахивающий шпагой перед лицом отца. Воздух с хрипом вырывался у меня из горла, а ноги настолько ослабли, что несколько раз я чуть было не упал.
Но перед хижиной Тома Воррапа я остановился. Тонкий дымок, едва различимый на фоне серого неба, вился из трубы. Вход загораживало висевшее одеяло. Я его отодвинул и заглянул внутрь. Огонь в очаге, сложенном из камней, почти догорел, но было еще достаточно светло, и я разглядел, что в хижине нет никого, кроме Сэма. Он спал на животе, на постели Тома Воррапа, укрытый оленьей шкурой. Я слышал его легкое дыхание и видел, как вздымается и опускается его спина. Я подумал, что, наверное, он сильно устал. Впрочем, он всегда спал крепко, и я знал, что его очень трудно разбудить — даже если начать трясти.
Я вошел в хижину и опустился на колени у кровати. Мне стало жалко будить Сэма, но делать было нечего. Я положил руку на постель и неожиданно понял, что дотронулся до чего-то необычного, — под одеялом, на краю кровати, лежало что-то тяжелое и длинное. Это было ружье, во сне Сэм сжимал его ствол. Я подумал, что у Сэма вошло в привычку спать с «Браун Бесс», чтобы никто его не украл.
Моя рука заскользила по стволу, пока я не нащупал приклад, схватил его и осторожно потянул. Сэм захрапел во сне и мотнул головой, как будто пытался отогнать от лица муху, но не проснулся. Я снова потянул ружье. Он что-то забормотал.
Я отпустил ружье и вынул руку из-под одеяла. Надо было решить, что делать дальше. Сэм очень устал и спал глубоким сном. Я подумал, что можно попробовать сбросить его руку с ружья и он вряд ли проснется. Раньше, когда мы спали в одной постели, он не раз закидывал на меня руку или ногу во сне, я ворчал и сбрасывал их с себя, но Сэм не просыпался. Я решил попробовать. Я осторожно стащил одеяло с его руки и ружья и быстро скинул руку Сэма со ствола. Он снова захрапел, но не проснулся. Я схватил ружье и выбежал из хижины, задев головой одеяло, завешивавшее вход. Я бежал через заснеженные пастбища так быстро, как только мог, надеясь добраться до дома раньше, чем там случится что-нибудь плохое. На снегу передо мной была цепочка моих собственных следов, обрывавшаяся только у заборов.
Я был так взволнован и испуган, что не услышал, как за мной бежит Сэм. Лишь у пастбища Рида, когда пришлось перелезать через каменную стену, я услышал звук его шагов. Я обернулся и с высоты увидел его в сотне ярдов позади. Он увидел, что я на него смотрю, но не закричал, боясь, что его могут услышать.
Я спрыгнул со стены и побежал так быстро, как только мог, хотя и знал, что это бесполезно. Сэм был старше, а значит — сильнее, быстрее, выше, чем я. Я снова обернулся, Сэм в этот момент как раз добежал до стены. Ему не надо было на нее взбираться, он просто ее перепрыгнул и побежал дальше. Тогда я побежал налево, к дороге, подумав, что Сэм за мной не побежит — там его могли увидеть. Я пытался молиться, но слова молитвы не приходили мне в голову, поэтому я просто шептал задыхаясь: «Пожалуйста, Господи, пожалуйста».
Сэм был уже в десяти ярдах от меня.
— Тимми, — сказал он, — Тимми, верни мне его, не дай Бог поранишься о штык.
Я обернулся. Мы стояли лицом друг к другу. Вдруг Сэм набросился на меня и попытался выхватить ружье. Он ухватился за ствол, но я сумел вывернуться. Он выругался и засунул пальцы в рот, я понял, что, когда выдергивал ружье, штык порезал ему руку. Я направил ружье ему в живот и сказал:
— Не подходи, Сэм, или я выстрелю.
Я даже не мог правильно держать ружье. Оно было слишком длинным и тяжелым для меня. Я не мог поднять его до плеча, и оно упиралось в бедро — одной рукой я держал ствол, а другая лежала на спусковом крючке.
Сэм смотрел на меня:
— Тимми!
— Не двигайся, Сэм.
— Оно не заряжено, Тим.
— Ты лжец.
Он шагнул ко мне.
— Не подходи, Сэм, или я выстрелю тебе в живот.
Вдруг я расплакался, это были не просто слезы, меня сотрясали рыдания. Мне было стыдно плакать на глазах у Сэма, но все было так ужасно, что я просто не мог остановиться.
— Не сходи с ума, Тимми. Оно не заряжено. Дай сюда!
— Они дома! Они хотят убить отца, если он не отдаст им «Браун Бесс»!
— Кто? Кто дома?
— Солдаты из Фэрфилда.
И тут Сэм набросился на меня. Я так и не узнал, смог бы я выстрелить, потому что Сэм повалил меня на землю, сел верхом и вырвал ружье. Лицо Сэма было смертельно бледным.
— Ты же мог застрелить меня, поросенок! — Он слез с меня, и я сел. — Ты в порядке? — спросил он.
Я вскочил:
— Они уже, наверное, убили отца!
— Тимми, я не могу пойти домой.
— Почему не можешь, они же твои друзья!
— Я не могу, Тимми. Я не должен здесь находиться.
— Что ты имеешь в виду?
— Я должен быть в Денбери, покупать коров. Они послали меня туда из Кембриджа вместе с капитаном Чемпионом, интендантом, потому что я из этих мест.
— Ты что, убежал?
— Я не дезертировал, я просто решил побыть дома несколько дней. Капитану Чемпиону пришлось поехать за чем-то в Уотербери, вот я и решил улизнуть.
Книга американского музыковеда Дж. Л. Коллиера посвящена истории джаза. В ней освещаются основные этапы развития этого своеобразного вида музыкального искусства, даются характеристики выдающихся джазменов, оценивается роль джаза в современной культуре. Издание рекомендуется специалистам — музыковедам, исполнителям, а также широкому кругу читателей.
Дюк Эллингтон (1899-1974) — известный американский пианист, композитор, руководитель джаз-оркестра, один из создателей различных стилей джаза. Книга написана Дж. Л. Коллиером, предыдущие труды которого «Становление джаза» и «Луи Армстронг» пользовались большой популярностью у советского читателя. Издание иллюстрировано. В книге использованы архивные фотоматериалы.
Автор книги, известный американский исследователь и историк джаза, знаком советскому читателю по своей работе «Становление джаза». В монографии, посвященной творчеству выдающегося американского музыканта Луи Армстронга (1900-1971), автор ярко и профессионально рассказывает о пути становления своего героя, отказываясь от традиционной для прессы США романтизации «суперзвезды». Дж. Коллиер показывает, как коммерциализация культуры, расовая дискриминация помешали полному осуществлению огромного дарования трубача, композитора, певца.
Роман шведских писателей Гуннель и Ларса Алин посвящён выдающемуся полководцу античности Ганнибалу. Рассказ ведётся от лица летописца-поэта, сопровождавшего Ганнибала в его походе из Испании в Италию через Пиренеи в 218 г. н. э. во время Второй Пунической войны. И хотя хронологически действие ограничено рамками этого периода войны, в романе говорится и о многих других событиях тех лет.
Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.
"Пётр был великий хозяин, лучше всего понимавший экономические интересы, более всего чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева-сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижной хозяин-чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой".В.О. КлючевскийВ своём новом романе Сергей Мосияш показывает Петра I в самые значительные периоды его жизни: во время поездки молодого русского царя за границу за знаниями и Полтавской битвы, где во всём блеске проявился его полководческий талант.
Среди исторических романистов начала XIX века не было имени популярней, чем Лев Жданов (1864–1951). Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. В шестой том вошли романы — хроники «Осажденная Варшава», «Сгибла Польша! (Finis Poloniae!)» и повесть «Порча».
Роман «Дом Черновых» охватывает период в четверть века, с 90-х годов XIX века и заканчивается Великой Октябрьской социалистической революцией и первыми годами жизни Советской России. Его действие развивается в Поволжье, Петербурге, Киеве, Крыму, за границей. Роман охватывает события, связанные с 1905 годом, с войной 1914 года, Октябрьской революцией и гражданской войной. Автор рассказывает о жизни различных классов и групп, об их отношении к историческим событиям. Большая социальная тема, размах событий и огромный материал определили и жанровую форму — Скиталец обратился к большой «всеобъемлющей» жанровой форме, к роману.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.