Мой большой греческий ремонт - [100]

66. Ужин с цикадами

Помню, как в один из дней, пока Сережка гостил у нас, мы втроем отправились отужинать в городок и остановили выбор на «Мурайо». Было душно — бриз совсем не чувствовался, — и мы сели не внутри, а за теми столиками, что стоят прямо на причале.

Цикады в тот вечер пели так громко, что какая-то особо чувствительная гречанка пожаловалась на них своему кавалеру. Тот проявил галантность и, встав на цыпочки, дотянулся до ветки, на которой сидело обреченное насекомое. Безжалостно раздавив певицу пальцами, кавалер вернулся на свое место.

Признаюсь, на счет «певицы» я немного приврал, что называется, для красного словца. Наука говорит, что стрекотать умеют лишь самцы полужесткокрылых, самки же такой способностью, как правило, не обладают. Обратите внимание, как это разительно отличается от людей, у которых по большей части все происходит строго наоборот.

Как бы там ни было, а со смертью цикады, пострадавшей за искусство, тут же наступила полная тишина. Оказалось, что это невероятно громкое иллюзорное многоголосие исходило от одного-единственного насекомого!

Кстати, вы знаете, что слово «насекомое» вошло в обиход с легкой руки Аристотеля? Наблюдая за всякими жучками да мухами, он заметил, что их тела имеют что-то вроде надрезов или насечек. «Насечка» по-гречески звучит как «энтоми». Смекаете? Вот так и родилась наука энтомология.

Кстати о стрекотании. Не знаю, правда это или нет, но кто-то из местных рассказывал, что некие немецкие туристы, остановившиеся в кемпинге «Бекас», что находится в двух шагах от нашего дома, подали властям Эпидавра жалобу на слишком громкое пение цикад, помешавших им как следует отдохнуть и восстановить силы в отпуске!

Представляете, древние греки употребляли цикад в пищу! Вот что пишет в «Истории животных» Аристотель, похоже, серьезно подсевший на жареных букашек: «Цикада бывает вкусной, пока не лопнет оболочка. До спаривания самцы вкуснее самок, а после — наоборот». Гм, оставлю без комментариев.

А вам, кстати, когда-нибудь доводилось видеть, как происходит линька у цикад? О, это потрясающее зрелище. В ходе последней трансформации насекомое из уродливой личинки превращается в оперного певца, в полном соответствии с избранным сценическим ремеслом одетого во фрак.

Про отталкивающую внешность личинки я нисколько не преувеличиваю. Хотя энтомологи почему-то называют личинку цикады нимфой, она на деле гораздо больше смахивает на уменьшенную копию инопланетного монстра из кинофильма «Чужой».

Как только эта страхотина, выбравшись из-под земли, взбирается на дерево — в наших краях это преимущественно оливы, — в ту же минуту начинается чудесное превращение. Подсмотреть за этим событием большая удача, поскольку, как я уже сказал, нимфа не склонна рассусоливать и, едва взгромоздившись на ветку, тут же замирает, готовая к финальной метаморфозе, которая больше всего смахивает на примерку костюма, когда он отчаянно мал заказчику. В какой-то момент швы на спине расходятся, дырка становится все шире и шире, и наконец на свет появляется то, что энтомологи называют малопонятным, но звучным словом имаго. Собственно, это и есть взрослое насекомое в своем окончательном виде. Расправив крылья, это самое имаго не мешкая улетает на распевку, оставив после себя опустевшее тело нимфы.

Однако благодаря острым коготкам мертвая тушка вцепляется в стебли и ветки так крепко, что даже ураганные ветра не способны ее сдуть. А потому окрестные оливковые рощи при всей их небесной красоте в период массовой линьки цикад усыпаны шкурками нимф так густо, что напоминают не столько райские кущи, сколько гигантские кладбища, где по прихоти природы умершие служат посмертными памятниками самим себе.

* * *

Поскольку Пятница срезал огромную ветку с соседской бугенвиллеи и бросил ее у дверей, стало понятно, что со дня на день приедут Гил и Джуди. Вещее знамение не подвело — вечером следующего дня в доме Роузенов зажегся свет.

Устроив вечеринку, мы обменивались новостями. В ходе застольной беседы я обмолвился, что после длительного пребывания гостей научился ценить те немногочисленные дни, когда, оставшись в одиночестве, мы с Кузей можем расслабиться и, к примеру, поваляться у бассейна без трусов.

— Да, уж мы тебя понимаем как никто, — с сочувствием сказала Джуди, уныло ожидая наплыва толпы очередных родственников.

Кивнув в знак согласия, Гил со знанием дела резюмировал суть проблемы:

— Guests are like fish, after three days they go off[15].

Эти замечательные слова на поверку оказались парафразом старинного крылатого изречения, что отнюдь не преуменьшило их глубины и мудрости. Впрочем, все это, кажется, неприменимо в нашем случае. Три дня, говорите? Но штука в том, что отпускники традиционно мерят время неделями.

* * *

Буквально через пару дней после разговора с Роузенами Пятница демонстративно свалил груду свежесрезанных сорняков прямо на пороге дома Котиков, косвенно дав понять, что вот-вот случится незаурядное событие: жильцы всех четырех домов впервые за все годы существования кондоминиума одновременно соберутся в Эпидавре. Это ли не повод устроить вечеринку?