墨瓦 Мова - [30]

Оказавшись под сводами этого старого здания, я даже охнул от красоты: внизу настоящей небесной симфонией догорал закат. Солнце уже зашло, но небо было окрашено бесчисленным количеством цветов и оттенков, от желтовато-красного до бархатисто-зеленого. Апельсиновый перламутр облаков отражался в оббитых жестью крышах домов центра, по улице Кирова плавно, будто времени для него не существовало, полз трамвайчик, слева торчала игрушечная телевышка, справа горделиво высились башни вокзала, похожие то ли на кремовый торт, то ли на сувенир с собственным изображением. Мне стало тоскливо — Ирка, Ирочка, если бы ты могла вместе со мной увидеть это, милая моя. Осматриваясь вокруг, я чуть не попал под движущийся на большой скорости велосипед: как я понял, весь уровень, на котором я остановился, был предназначен для велосипедистов.

Китаец уже махал мне рукой — мол, отойди! А в сторону вела даже не дорожка — перекладина шириной в две доски. Она соединяла «велосипедную» дорожку с чем-то вроде улицы: домишки, лавочки, а рядом с ними — тротуар, который без всяких перил, обрывался в бездну: двадцать метров лететь, если вдруг оступишься. Я совсем взмок и жалобно улыбнулся своему проводнику: смилуйся! Но он на мою улыбку не ответил. Он не мог понять, почему я застрял и не двигаюсь дальше. Ступая маленькими шажками, я пересек эту перекладину и, все время оборачиваясь — туда ли я иду? — протиснулся по опасному узенькому тротуарчику. Все время держался за стены домов по левую руку, чтобы случайно не покачнуться и не свалиться в пропасть. Тротуар уперся в стену, к которой была прислонена еще одна лестница. На этот раз лезть было не высоко, буквально метра два — и открылась оживленная пешеходная улица, которая шла под большим наклоном вверх, а нам нужно было подниматься туда, еще выше. Вокруг были десятки тысяч лиц, равнодушных, раздраженных, задумчивых, и я ощутил, что кто-то быстро ощупал мои карманы, но я, наученный вчерашним происшествием, надежно придерживал кошелек рукой.

Через двести метров мой проводник меня окликнул и показал снова жестом: сворачиваем. Тут был темный переулок. Под ногами гремел металлический настил. Я с удивлением обратил внимание, что настил состоял из больших железных щитов, из которых раньше делали коммерческие киоски. Из той же жести были построены и косые домики, в которых тут жили и торговали. Как они зимой в них не дубеют?

Это была гастрономическая улица: по обе стороны тянулись прилавки со свежим карпом, среди огромных кусков льда отдыхали сомы, извивались похожие на мелких ужей угри. Рядом размещались передвижные кухни — большой поднос на колесах, газовая горелка, много масла и копоти, — и живые глазки поваров: попробуй, не пожалеешь! Тут пекли рыбу, коптили свинину, жарили картошку. Ароматно тянуло от торговцев мома[15], скворчала соевая лапша. Рядом, под целлофановым навесом, — целый амфитеатр белых пластиковых табуреток, усевшись на которые жадно поглощали еду клиенты кухни.

Мы прошли насквозь этот импровизированный ресторан, свернули в тупичок, и тут мой проводник поднял лист жести, под которым оказалась неосвещенная лестница. Мы полезли по ней вниз, я очень боялся упасть, поскольку не видно были ни зги, и вот впереди стал различим свет лампочки, а за ней — еще одна. Перпендикулярно от лестницы открывался проход, что-то вроде коридора. Он был освещен цепью разноцветных лампочек, свисавших с электрического провода. Коридорчик был узенький, а его «стены» представляли собой груды коробок с товаром, похоже — чаем, женьшенем, какими-то травами. Странно, но даже на этой скрытой подземной «улице» нам встретилось несколько «прохожих». Здесь появление белого уже было встречено с удивлением — они вежливо улыбнулись и шутливым тоном сказали что-то моему сопровождающему.

Проход вывел нас к круглой площади метров пятнадцати в диаметре. «Крыши» и каких-либо надстроек над ней не было, над головой мерцало уже ночное небо, и гулял студеный высотный ветер. Я поднял голову, увидел в прорехах туч блеклое из-за городского засвета созвездие Медведицы, а также дюжину далеких, и потому выглядящих будто сделанными из соломки, переходиков и мостков между уровнями где-то наверху. Они были так высоко над головой, что, казалось, предназначены для того, чтобы ходить от одного созвездия к другому.

Посредине площадки был маленький прудик с золотыми рыбками — и скоро, если начнутся ночные заморозки, их нужно будет переселять в аквариумы, но Шанхай — место чудес, и потому нельзя исключать, что вода в прудике подогревается. Провожатый отрыл дверь одного из домиков, окруживших площадь, и, войдя в дом вслед за ним, я снова охнул от удивления.

Это была чайная, причем, судя по всему — не из дорогих. Обои с золотым тиснением, низкие деревянные сидения без спинок. За ближайшим ко входу столиком (красное дерево, витиеватая резьба — драконы и волшебные птицы), сидел китаец лет сорока. Лицо немного одутловатое, одет в стилистике бренда Jesus Christ: широкая льняная рубаха или хламида сероватого цвета без ворота, просторные штаны. Ладонью он указал мне место напротив, и я присел на неудобный низенький табурет. Парню, который меня сопровождал, мужчина отдал несколько отрывистых команд на китайском, и тот встал у двери.