Мотив Х - [23]

— Ничего. Забудь. Все пройдет отлично.

— Итак, начнем с разыскиваемого «Вольво». У нас есть его следы?

— К сожалению, пока ничего, — ответила Лилья.

— Я думаю, он брошен где-нибудь за пределами Бьюва, — сказал Утес. — Если бы он катался на нем по округе, мы бы давно его нашли.

— А камеры слежения? Вы уже начали просматривать записи с них?

— Пока нет. Мы все еще ждем несколько записей, но как только закончим здесь, это будет главным приоритетом. Надеюсь, машина засветилась на одной из камер.

Тувессон кивнула и потянулась за одним из термосов с кофе.

— Этот пустой, на вот, возьми, — Утес протянул ей другой термос. — Кстати, есть ли новая информация о пожаре в общежитии рядом с Квидинге?

Тувессон покачала головой, наполняя свою чашку.

— По-прежнему три человека считаются погибшими. Что, как бы абсурдно это ни звучало, можно считать хорошей новостью, учитывая то, чем все могло закончиться. Вопрос в том, можно ли сказать, что это был прямой ответ на пожар у «Шведских демократов»? Ирен, а ты как думаешь? Ты была там, когда это случилось.

— Это не может быть ничем иным, как ответом правых экстремистов.

— Что вовсе не означает, что в этом деле замешаны именно «Шведские демократы», — сказал Утес, поднимая палец.

— Это зависит от того, что ты имеешь в виду под «замешаны». Именно они разместили адреса всех общежитий на своей странице в «Фейсбуке». К тому же, не знаю, стала ли бы я называть то, что произошло у «Шведских демократов», пожаром. Даже пожарная сигнализация не успела сработать.

— Пожар остается пожаром, кто бы ни держал спички.

— Прости, но что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Только потому, что кто-то не согласен со «Шведскими демократами» в их политических взглядах, а преступник, возможно, принадлежит к мусульманскому меньшинству, вы не можете просто проигнорировать это дело и притвориться, что ничего не происходит.

— Конечно не можем, и я не игнорирую.

— Именно это ты и делаешь. Пытаешься высмеять всю эту ситуацию и подшучиваешь по поводу сигнализации, которая не сработала, и все такое. Но пожар — это пожар, независимо от твоей политической позиции.

— Конечно, это так. Я просто хочу сказать, что размер пожара несоизмерим со всей шумихой, которая поднялась в средствах массовой информации. Этот Ландерц был на первой полосе каждой газеты и получил в два раза больше внимания, чем поджог в общежитии.

Утес пожал плечами.

— Какое это имеет отношение к нашему расследованию?

— Нет, так дело не пойдет. — Лилья встала, как будто была слишком взвинчена, чтобы сидеть. — Это звучит так, как будто ты — один из «Шведских демократов», и, конечно, имеешь полное право быть им. Но, если мы собираемся работать вместе в этом расследовании, мне нужно знать, на чьей ты, черт возьми, стороне.

— Моя политическая позиция тут совершенно ни при чем. Напротив, именно твои политические взгляды мешают тебе быть объективной и спокойно заниматься расследованием.

— Это мне мешают? Ты все еще всерьез веришь, что это не имеет никакого отношения к расизму?

— Ирен, тебе действительно нужно успокоиться, — сказала Тувессон. — Утес прав. Наши политические взгляды не имеют никакого отношения к работе. Если у тебя с этим проблемы, боюсь, мне придется попросить тебя уйти.

Лилья ничего не ответила, но посмотрела на остальных так, словно действительно собиралась покинуть совещание. Но потом она коротко кивнула и снова села.

— Ладно, — продолжила Тувессон. — Вернемся к тому, о чем мы говорили, — пожар у «Шведских демократов». Есть ли вообще какие-нибудь подозреваемые?

— Расследование ведет полиция в Бьюве, — сказала Лилья.

— Хорошо, сможешь с ними связаться и узнать, к чему они пришли? Многое говорит о том, что это было прямым результатом убийства Мунифа Ганема.

Лилья едва заметно кивнула и сделала пометку в своем блокноте.

— Тогда предлагаю перейти к прачечной. Ингвар, как у вас дела? Вы что-нибудь нашли?

— Пока только кучу отпечатков пальцев, пятна крови и волосы. Совсем не удивительно для прачечной. Но если спросишь меня еще раз до обеда, мы там уже закончим.

— Поняла, продолжайте. Утес, ты успел рассмотреть подробнее Самиру и ее семью??

— Да, и в базах уголовных дел на них ничего нет. Напротив, они оказались образцовыми гражданами. И мать, и отец работают в здравоохранении и свободно говорят по-шведски, несмотря на то, что приехали сюда всего три года назад.

— Вот видишь, — сказала Лилья, наливая себе кофе в чашку. — Так тоже бывает.

— Напротив, я все еще далек от убеждения, что мотив именно расистский. — Утес предупреждающе поднял руку, не сводя взгляда с Лильи. — И прежде чем ты выплеснешь кофе мне в лицо, я буду признателен, если выслушаешь то, что я хочу рассказать.

— Ты можешь быть абсолютно спокоен. Я предпочитаю его выпить.

— Утес, рассказывай. Каков мотив? — спросила Тувессон.

— Педофилия.

Тувессон задумчиво кивнула.

— Сколько ему было лет?

— Одиннадцать. — Лилья повернулась к Утесу. — Почему педофилия? Насколько я поняла, нет никаких доказательств того, что это было связано с сексом.

— Что-нибудь слышно от Косы? — спросил Муландер.

— Да, я встречалась с ним вчера. Хорошо, что ты спросил, я ведь забыла показать вам это. — Тувессон протянула несколько фотографий, на которых мальчик, Муниф Ганем, лежал на блестящем металлическом резекторском столе. — Должна сказать, я никогда не видела, чтобы Коса был так впечатлен.