Мотель «Парадиз» - [31]

Первой выступала безумного вида индуска. Она вышла на сцену из-за большого валуна с сумкой на плече. Когда она положила ее под луч прожектора, стало видно, что это не сумка, а живой младенец, только без головы. А также – без рук и ног. Рот и глаза сгрудились на небольшом выступе там, где должна быть шея. Женщина принялась кормить его молоком и мякиной – послышалось чавканье, крохотные глазки завращались. Больше она ничего не делала – только кормила младенца. Зрители почти не обращали на нее внимания. Как сказал мой приятель, такое можно каждый день увидеть на улице, необязательно идти в «Ла Куэву».

Следующий номер повторяли по просьбам почтенной публики. На сей раз публика заинтересовалась. На сцену, хромая, вышел старик, завернутый в полотно. Он заметно нервничал. Когда старик уронил ткань, народ загоготал. На нем не было штанов, полотно скрывало огромную, как у слона, мошонку, свисающую до колен, с маленьким сучком пениса наверху. Публика ржала и кричала; старик стоял перед ней совершенно счастливый.

Мой приятель слыхал об этом случае: много лет назад у старика случилась грыжа, но денег на врача не было. Его внутренние органы сползали в мошонку, пока та не наполнилась до отказа. Весила она тридцать фунтов. Теперь у него было достаточно денег, чтобы оплатить лечение, более того – врач предупреждал его, что в любой день мошонка может лопнуть. Но старик ответил, что, если вылечит ее, никто не захочет видеть его на сцене, так что он не хочет даже слышать об этом.

После старика были, в основном, номера сексуального характера, какие в те времена можно было увидеть в любой таверне. Змеи, заползающие в вагины и выползающие обратно, мужчины и женщины, совокупляющиеся с псами и мулами, безумно худой мужчина с пенисом длинным, как трость, которым он попадал в пустую глазницу кривой женщины; толстяк, который пытался, стоя на стуле, отыметь священную корову. Корова, похоже, не возражала; но вдруг, задрав хвост, она опорожнила свой кишечник прямо ему на ноги. Публика сочла это весьма забавным, в отличие от толстяка.

Такова была обычная вечерняя программа в «Ла Куэве» по будням. Но ее нельзя было даже близко сравнить с выступлениями Делио. О нет, никоим образом.

6

У Делио и Сеньоры был первый автомобиль, который когда-либо видели в этих краях. Сеньора рассказывала, как он к ним попал. Пришлось доставлять его по воде: вокруг Цтекаля не было ни одной проходимой дороги. Городские улицы тоже были хуже некуда. Они предназначались в лучшем случае для пешеходов и мулов. Автомобиль был большой и хорошо отлаженный. Удивительно, как им удавалось поддерживать его на ходу в такой жаре и влажности. Они ездили только по центральной улице, вверх и вниз, раз в день. Это был их единственный способ порисоваться, хотя по местным меркам они были богачами.

Двадцать лет Делио был одним из известнейших карнавальных артистов во всем штате. Впервые увидев его на сцене, я понял, что все, через что я прошел на ринге, – полная ерунда. Потому что он был агухадо: двадцать лет раз в месяц он зарабатывал на жизнь, пронзая свое тело вертелами. Но не только сквозь плоть – это мог каждый любитель. Знаменитые агухадос пропускали вертелы сквозь все тело, от груди до спины и с бока до бока.

Так Делио и познакомился с Сеньорой: ему нужен был ассистент, который втыкал бы вертелы, и она вызвалась добровольцем. Ассистенты назывались агухереадорами. Они были едва ли не важнее самих агухадос. Вот, к примеру, Сеньора: если бы она не справилась, если бы сделала хоть одну ошибку, Делио умер бы на месте. Ей нужно было плавно вводить вертел (они назывались агухас) в его тело, совершенно точно зная, где он пройдет, не задев ни одного жизненно важного органа. Часто счет шел на мельчайшие доли дюйма. Здесь необходимы холодная голова, твердая рука и невероятная точность. Видимо, Сеньора где-то изучала внутреннее строение человеческого тела. Ей нужно было уверенно провести вертел без отклонений по заранее определенному маршруту. Специалисты, бывало, говорили, что тело агухадо это минное поле. Сквозь него лежит только одна безопасная тропка, известная только его личному агухереадору; и только он один может по ней пройти.

Делио был не единственный агухадо на свете. На каждом уважающем себя карнавале их было как минимум по одному. Но его представления были популярнее других, и вот почему: он превратил их в соревнование. С годами он постепенно увеличивал количество вертелов, входящих в его тело. Каждый год он шел на новый личный рекорд, – и заранее анонсировал попытку. Люди толпами стекались посмотреть на это даже из столицы, многие заключали пари об исходе представления, делали ставки на то, сколько вертелов он сможет принять на этот раз, установит ли новый рекорд, умрет ли до того, как повторит прошлогодний, не сделает ли его агухереадор, Сеньора, фатальной ошибки и не убьет ли его.

Большинство агухадос доходили до десяти, редко до пятнадцати вертелов; лучшие из них бросали вызов Делио, но сдавались или умирали, пытаясь с ним состязаться. Ему сопутствовал такой успех, что те, кто не любил его, распускали слухи, будто он подкупает