Мост Верразано - [3]

Верно, все было решено: выждать приличное время, самому ознакомиться с машиной и тогда уж думать всерьез, но Си-Джи не мог справиться с собственным воображением, а оно рисовало объемные картины нового Апокалипсиса. Взять хоть ребят из лаборатории двигателей, славных учененьких ребятишек — механиков, металловедов, электронщиков, слесарей — золотые руки. На улицу пойдут, на улицу! И будет это каплей в море. А бандеты с бензозаправок? Они-то — взрывчатка! А танкерный флот, двухсоттысячетонные монстры? А нефтяные терминалы, и трубопроводы, и Суэцкий и Панамский каналы, и махина промышленности, которая все это строит и ремонтирует…

"Много хуже», — сказал этот человек. Но куда уж хуже! Си-Джи старался не думать о нефтяных компаниях; раз только всплыл в памяти нефтяной шейх из Аравии — в галстуке бабочкой и бедуинском головном платке и с такими беспощадными глазами, что Шварценеггер-терминатор рядом с ним показался бы ангорским кроликом. Шейх лично прибыл, чтобы заказать себе бронированный лимузин-супер, а сопровождал его известный тип, химический воротила из Нью-Джерси, со сладкой рожей сутенера и садиста.

Помнится, Мабен докладывал, что шейх не желал расставаться с пистолетом, когда его пропускали на директорский этаж.

Мабен был начальником спецслужбы нью-йоркской штаб-квартиры «Дженерал карз»,

Итак. Итак… Первые шаги были ясны: проверить и убедиться. Если Эйвон жулик — забыть о нем и успокоиться. Если не жулик, во что трудно поверить, тогда…

Тогда самое простое — купить его чертежи и патенты; стоить будет не так дорого. Купить и все его будущие патенты — на корню, так сказать, — и положить под сукно. Самое простое и разумное; дьявол с ними, этими миллиардами, которые я, быть может, заработаю.

Си-Джи все-таки был социолог по образованию, и в подвалах его сознания сидел не выпускаемый на верхние этажи прогноз: если изобретение будет реализовано, то Америке грозит настоящий апокалипсис. А он любил Америку, американский был мальчик — вопреки скептицизму, свойственному интеллигентному человеку. Любил, черт ее побери.

Да, но когда во всем мире выкачают всю нефть… и даже раньше, когда ее останется мало… Америке тогда — просто конец, и ведь ничего не придумано, ни-че-го-шень-ки не придумано, чем заменить двести миллионов автомобилей, на которых держится все бытие Соединенных Штатов. Крах. Конец всему. Голод, холод, моровые поветрия. А этот, слон этот усатый, он же придумал!

Если не врет. Наверное, врет — нельзя этого изобрести.

Проверим, думал господин Клемент Гилберт, президент благополучнейшей в мире автостроительной компании, принимая посетителей, докладывая на совете директоров, летя на личном самолете в Детройт и слушая по дороге — полтора часа — доклад главноначальсгвующего над производством двигателей.

Проверим, тоскливо думал он, пожимая руки ребятишкам из лаборатории двигателей и глядя на опытный образец нового двигателя, мирно пыхтящий на стенде, под бесшумным и элегантным нагрузочным устройством.

Через двое суток почтенная мисс Каррингтон наговорила на автоответчик Умника приглашение; подъехать к центральному входу в правление корпорации завтра, в полдень, и ждать на стоянке для старших сотрудников, что к северу от входа.

Приглашение это было передано в понедельник; следующий день недели — вторник то есть — был самым легким днем для Си-Джи: ни одного регулярного совещания, никаких встреч, одни текущие дела. Клем жил по чудовищно жесткому расписанию. Во все дни, кроме воскресенья, вставал в пять — зарядка, душ, одеванъе и ровно в шесть — завтрак: тарелка овсяной каши и стакан свежеприготовленного апельсинового сока. Обычно за столом сидела и Энн, задумчиво попивая кофе и глядя на мужа из-под густой челки. Энн, как правило, была еще в халате, розовом или бледно-лиловом и непременно коротком; ножки у нее были очаровательные. Иногда к завтраку отца выползали сонные дета, десятилетний Кен и восьмилетнй Клем-второй, но это случалось редко. По расписанию в шесть пятнадцать отец поднимался к ним в спальню и проводил с сыновьями полчаса до самого отъезда. Они болтали, сидя на полу; чаще всего дети рассказывали о школьных событиях, причем Кен — юмористически, а Клем — с оттенком драматизма. Сегодня Клем-второй сполз на пол, не выпуская из объятий свою любимую старую игрушку, рыжего монстра Альфа — объемное воплощение давнишнего мультипликационного персонажа. Клем-старший по непонятной причине не любил этого Альфа, и деталь запомнилась: светловолосый с рыжиной мальчишка сидит на голубом ковре, прижимая к животу рыжую куклу с устрашающе ощеренными белыми клыками.

Он всегда запоминал детали, и уже через них — всю картинку. Вот уже трое суток, как из памяти не выходил стакан, оставленный Бертом Эйвоном на столе в кабинете: наполненный мутной жидкостью стакан, с которым неизвестно что делать… Не просить же мисс Карриштон его забрать — вдруг спросит, почему вода помутнела?.. В конце концов он сам ополоснул стакан в уборной за кабинетом, ополоснул тщательно, горячей водой, хотя не сомневался, что посуду в его конторе моют на совесть.

В шесть сорок пять Си-Джи сел в машину — здоровенный бронированный «кондор» (производство «Дженерал карз», разумеется). К великому изумлению Энн, предупредил ее, что около часа дня приедет на ланч, с гостем, и хорошо бы приготовить что-нибудь вкусное. Шофер его и телохранитель Джордж Миллер, живущий при доме, как всегда, выполнил маленький ритуал; открыл заднюю дверцу, впустил хозяина, обошел машину сзади и сел за руль. Си-Джи спросил в переговорное устройство: