Мост на реке Бенхай - [69]

Снова невыносимо тяжкая пауза.

— А у вас в селе была школа? — как можно спокойнее спрашиваю я, хотя из горла у меня рвется крик боли.

— Да, — отвечает Тан, — целый год была… Но американские самолеты сожгли школьный дом. А потом, когда наших отравили, уже никто и говорить не хотел об учебе…

— А что же случилось с твоей мамой?

— Из тюрьмы она вышла живая, только очень ела бая и больная после пыток. А когда надышалась порошка, то умерла — у нее легкие еще в тюрьме были отбиты…

Благодаря помощи старшего брата Тан добрался до освобожденной зоны и теперь учится, а самый маленький, третий, брат определен в «лесные ясли».

* * *

Одиннадцатилетний Кунг из провинции Тайнинь по пал в эту «лесную школу» всего полгода назад. Нет, он не забыл жестокостей сайгонских палачей, творивших расправу, в селе, где Нинь жил раньше, — в уезде Лонгкхань. Он помнит все детали карательной экспедиции: она на- грянула зимой 1964/65 года. Экспедицией этой командовали американцы.

Забегая вперед, хочу сказать, что мне потом довелось беседовать с бывшими нгодиньдьемовскими офицерами, давно уже ставшими активными деятелями Национального Фронта Освобождения. Многие варварские дела сайгонских карателей явились для них неожиданностью и глубоко потрясли их. Это открыло им глаза и заставило коренным образом пересмотреть и изменить свои позиции. Они стали искать выхода и нашли свой путь — путь к социальной справедливости.

Но сейчас, вот в этот момент, я вижу только детей. Детей, жизнь которых искалечил американский фашизм.

— …Вечером жандармы и американцы шли напрямик, через рисовые поля, — заканчивает свой рассказ Кунг. — Возвращались с очередной операции по «прочесыванию» деревни. На пиках из бамбука они несли отрубленные головы патриотов. А чтобы надругаться над ними — воткнули им в рот дымящие сигареты…

Страшно! Сигареты во рту у отрубленных голов?! На поругание?.. Не может быть!

Увы — так было! Головы патриотов выставлялись на рыночной площади села — на всеобщее обозрение, для устрашения людей. А тела убитых просто бросали в реку Людям же, которые плакали при виде этого чудовищного зрелища, грозили:

— Молчать! Мы вам покажем, как сочувствовать Вьетконгу!

* * *

Меня точит и точит одна мысль: найдется ли сила, могущая вернуть детство всем этим мальчикам и девочкам, с которыми я беседую здесь? Конечно, частично детство возвращается к ним благодаря самоотверженному труду учителей, благодаря «лесной школе» и жизни в коллективе. Когда слушаешь правдивые, бесхитростные, но, боже мой, какие же леденящие кровь рассказы этих ребят, прошедших неслыханный путь страданий, сердце сжимается от боли и гнева, руки готовы схватиться за оружие…

Я собрала много фотодокументов и официально подтвержденной информации о преступлениях, совершаемых американскими бандитами над вьетнамскими детьми. И когда я беру в руки эти блокноты с записями или документы, мне кажется, что я поднимаю непосильный груз. Какую же судьбу нашим детям и нам самим готовит американский империализм и такие ярые заокеанские последователи Гитлера, как Голдуотер и другие?

…Сквозь туманную завесу джунглей вслед за мной летит детское доверчивое, хватающее за душу слово «Ма»! Через пограничные барьеры и пространства в тысячи и тысячи километров я увезу с собой и донесу до людей правду о тон зловещей роли, какую Соединенные Штаты сегодня играют в судьбе Вьетнама.

С полным правом — матери и гражданина — я хочу во всеуслышание задать американским женщинам гневный вопрос: «Почему вы молчите? Знаете ли вы, что творят ваши мужья, братья и сыновья на земле далекой азиатской страны, которую от США отделяют многие и многие тысячи километров и которая ничем не провинилась перед вами? Знаете ли вы, каким позором покрыли себя ныне весь ваш народ и вы сами?!».

Пылающий Юг

С первых же минут нашего длительного, многодневного перехода меня сопровождали солдаты Армии Освобождения. Я думала, что нам будет трудно — я знала по-вьетнамски лишь несколько фраз. Но все вышло хорошо: там, где не хватало слов, их заменяли дружеский жест и улыбка. На второй день мне выделили переводчика, бывшего сайгонского учителя Тханя. Он сопровождал меня на всем пути по Южному Вьетнаму, и я очень благодарна ему за помощь.

Большинство солдат пашей группы — молодежь двадцати-двадцати двух лет. В период первой вьетнамской «грязной войны» французских колонизаторов они еще были мальчиками. Теперь же эти смелые парни сражаются с очередным агрессором — на сей раз заокеанским, — напавшим на их Родину. Получив оружие, они идут в бой так же упорно и самоотверженно, как это делали их отцы и братья много лет назад…

У одного бойца из охраны, Дьепа, на левой руке только два пальца. Однако он может водить автомобиль. Шоферскому мастерству Дьеп научился в Сайгоне, когда работал кули на одном из автопредприятий.

— Я еще пригожусь, даже с искалеченной рукой! — твердо и спокойно говорит он без обычной для него мягкой улыбки, глядя на дрожащее пламя костра. — В армию я пошел позже других — три старших брата служат давно, а средняя сестра осталась при родителях и активно работает в местном отделении Союза женщин.