Мост на реке Бенхай - [6]

Спустя несколько лет Хоан стал писателем, хорошо известным не только читателям, но также… полиции и колониальным властям. Одновременно Хоан продолжал работать в школе. Короткую мирную передышку в 1945–1946 годах он использовал для участия в организации культурной жизни только что освободившегося Вьетнама. В декабре 1946 года — снова война и уход в джунгли. Затем восемь лет работы в организациях Движения Сопротивления. Длительные, полные опасностей и приключений, переезды из освобожденных зон на оккупированную французами территорию. Автор сорока книг новелл и повестей становится партийным работам ком. В те дни его встретил и описал в известной книге «Дом без стен» мой соотечественник Войцех Жукровский. Хоан жил тогда среди крестьян и солдат. Он наново постигал правду о своем народе, хотя и полагал, что хорошо знает его жизнь.

Но для разговора о вьетнамской литературе, о книгах Хоана и для военных воспоминаний у нас еще будет время впереди. А теперь пора провозгласить тост за здоровье хозяина и за Новый год, чтобы он был самым успешным. Нужно успокоить Иен, которая тревожится — по вкусу ли польской гостье вьетнамские блюда?

Стол ломится от обилия яств. Мы орудуем палочками в фарфоровых чашках, попеременно дегустируя то бань хунг — рисовое тесто, то миен — прозрачные, как желе, макароны из соевой муки. Мы обмакиваем кусочки мяса и рыбы в рыбные соусы ныок мам и ма том. Затем пробуем нем — салат из зеленых овощей, жио — маленькие паштетики и, наконец, горячие фисташки — самое вкусное блюдо. Разумеется, они тоже подаются с рисом— разварным, дымящимся, аппетитным. Попеременно наполняем рюмки то польской «зубровкой», то местной водкой жыой — более слабой, чем наша, и по вкусу напоминающей ликер. Во Вьетнаме, как, впрочем, и в других азиатских странах, нет разграничения блюд на «первые» и «вторые»: все кушанья подаются на стол одновременно. Мы понемножку пробуем все, не соблюдая никакой очередности. Но вот наконец и десерт. Мне трудно решить, что лучше: хат сен — сухое варенье из зерен лотоса, дуа — сладкая кокосовая стружка или мут сен — маленькие, обжаренные в сахаре мандарины. Не могу также определить, какой чай вкуснее — с ароматом лотоса или жасмина? Чай здесь пьют, разумеется, без сахара, чтобы он не портил вкуса.

Через открытые настежь двери видны молодые деревья. Большой сад окружает этот гостеприимный дом. Бананы тут соседствуют с кокосовыми пальмами, а на паи с бамбуком. Высоко в небо вонзилась стройная и прямая, как струна, арековая пальма. По буйно заросшей зеленью входной арке ползут листья вьюнка «су-су», закрывая продолговатые грушеобразные плоды с шероховатой кожурой. С невольным изумлением замечаю я на грядках небольшого огорода, под тенью неизвестных мне деревьев… капусту!

Город взлетающего дракона

В основном мой план пребывания в ДРВ, поездок по стране и журналистской работы согласован. Вьетнамские товарищи приняли его целиком, хотя и не без возражений. При встречах мне высказывают их все трое — Хоан, Динь и Нины На первую неделю намечены встречи в Ханое и поездки по ближайшим окрестностям. Затем отправимся по дальнему маршруту.

Динь, который сопровождал меня в праздничный день по буддийским и конфуцианским пагодам, — человек сдержанный, малоразговорчивый, с грустной улыбкой. У него двое детей. В местном Комитете культурной связи с заграницей он руководит отделом, который ведает контактами с Польшей. О его подчиненном, молодом До Зуй Нине, никак не скажешь, что он — отец шестнадцатилетнего сына. Несколько сдвинутая набекрень шляпа, цветастый шарф на шее в холодные дни, немножко задорная, немножко вызывающая улыбка — таков Нины который каждое утро ровно в семь тридцать появляется в отеле, чтобы сопровождать меня в прогулках по городу. Он отвечает также за всю «техническую» часть задуманного нами путешествия: за средства передвижения, ночлег, питание и даже за встречи с нужными людьми. Порой, когда беготня и хлопоты отнимают у Ниня слишком много времени, его выручает один из переводчиков Комитета рослый, спокойно-невозмутимый, всегда вежливо улыбающийся Кхоань, великолепно владеющий французским.

О первом этапе намеченной поездки — бывшей французской крепости Дьенбьенфу — мы все еще спорим. Я досаждаю не только Диню, ио и Хоану (как председателю иностранной комиссии Союза писателей) просьбой дать мне автомашину вместо запланированного самолета. Доказываю обоим: я же ничего не увижу с воздуха!

Динь и Нинь единодушно возражают против машины: «Путь автомашиной до Дьенбьенфу очень труден и мучителен. Непривычный к нему человек может поплатиться здоровьем. Очень немногие европейцы ездили туда на машине, но среди них не было ни одной женщины!..»

Я не очень-то верю Ниню и Диню, хотя они повторяют мне, что европейки, побывавшие здесь после войны, ездили на машине только в ближние к Ханою районы Дельты. Он имеет в виду советскую журналистку, польскую художницу и румынскую артистку.

А мне хочется пойти по иному маршруту: дальше, глубже в джунгли, хотя бы это и было стократ тяжелее. Не для того я приехала во Вьетнам, чтобы ограничиться давным-давно изъезженными трассами! Трехдневная поездка на машине в Дьенбьенфу — это как раз путешествие через горы в джунгли, через бурные потоки, по автономной зоне народностей таи и мео… Нет, от этого я ни за что на свете не откажусь!