Мост на реке Бенхай - [4]

От весьма оживленной площади разбегаются улочки с причудливыми названиями: Шелка, Сахара, Игральных карт, Риса, Шляп, Барабанов, Корзин. Это старинная торговая часть города. Однако теперь чувствуется по всему, что древние названия, которые отражали профессию старых обитателей района, уже отмирают. Так, например, улица Гробов ныне радует глаз переливом красок спелых бананов и апельсинов.

Полдень. Движение в городе замирает. Все погружается в дрему. Дневной отдых необходим при здешнем климате, а сегодня жители Ханоя нуждаются в нем больше, чем в иные дни. Ведь в эту ночь почти все — даже старики и дети — не сомкнут глаз: будут встречать лунный Новый год.

Празднуемый во многих странах Азии, на вьетнамской земле он отмечается особенно торжественно. Периодичный, как и наша пасха, он всегда бывает в начале весны между последней декадой января и второй декадой февраля. В 1962 году, по традиционному вьетнамскому календарю, праздник Тет пришелся на 4 февраля. Работа прервана на три дня. Во всех домах — много цветов: нарциссы, хризантемы, гладиолусы, но прежде всего ветки зацветающего персика, означающие наступление весны. По древним верованиям, розовые цветки персика изгоняют из дома всех злых духов.

За неделю до праздника, как рассказал нам Хоан, в каждой семье устраивается прощание с «опекающим духом», который, по старинному поверью, улетал на небо, чтобы дать небесным силам отчет о жизни и поступках членов семьи, среди которой он Находился (разумеется, невидимо). Ему приносят жертвы — пищу, ритуальные бумажные деньги, специально подготовленные для этого случая, одежду из бумаги и такую же рыбу, на которой «опекающий дух» должен совершить путешествие в потусторонний мир.

В новогодние дни под родной кров собираются те, кто весь год находился далеко от дома. Во время Тета прекращаются всякие споры, недомолвки и ссоры между родными: Новый год — это день единения, ласки и улыбок. Три дня длятся развлечения и забавы, танцы и игры под открытым небом, под звуки взрывающихся петард, при ярком свете фонарей.

День Нового лунного года и новой весны, вместе с тем и день поминок тех, кого уже нет в живых. Культ умерших — непременная часть местных древнейших религиозных поверий. Не жуок онг ба. — так называется церемония воздания почестей умершим перед семейным «алтарем предков».

…Небо потемнело. Сумерки. Гирлянды огней россыпью отражаются в Малом озере — одном из водоемов Ханоя. Может быть, тень короля Ле Лоя — легендарного героя Вьетнама — явится с «того света», чтобы незримо участвовать в празднествах?..

Группа подростков возится у длиннющего, сделанного из папье-маше и ярко раскрашенного чудовища. Через несколько минут по улице в танцевальном шествии с этим сказочным драконом двинется колонна юных горожан.

На перекрестках улиц и на площади играют оркестры. Здесь танцуют — главным образом молодежь, окруженная тесным кольцом зрителей. С каждой минутой становится все больше и больше не только любопытных, но и самих танцоров.

— Взгляни! — говорит мне Хоан, показывая на двух красивых девушек.

На одной из них, невысокой и не столь хрупкой, как вьетнамки, поблескивают колышущиеся в такт мелодии ножные и ручные украшения — ожерелья и браслеты. Это девушка народности мео, живущей в горных районах Вьетнама.

Ее подруга, худощавая, с движениями полными своеобразной прелести, одета в темную блузу и длинную, до самых щиколоток юбку, перевязанную в талии широким цветным шарфом. Я сразу угадываю в ней представительницу народности таи.

Танцующие быстро передвигаются по кругу в такт мерному ритму, который подчеркивается оркестром: раз-два-три, раз-два-три и снова раз-два-три, раз-два-три… Затем круг делится на пары. Все дальше и дальше уходят от нас девушки в длинных платьях, ярких, как наряд бабочки. Раз-два-три, раз-два-три… Это танец «Встреча весны».

Уже пробило одиннадцать, когда мы приехали к товарищу Нгуен Кхоань Тоану, который пригласил нас на Жяо тхы — встречу Нового года. Атмосфера здесь такая же, как и у нас в канун Нового года. Я даже забываю о том, что уже один раз — месяц назад, в Варшаве — встречала европейский Новый год! Беседа наша идет на трех языках — вьетнамском, русском и французском: в этом гостеприимном доме собрались вьетнамцы, русские и поляки.

Потягивая из фарфоровых чашечек зеленый ароматный чай, мы то и дело посматриваем на часы. Стрелки приближаются к двенадцати. Из радиоприемника льется приглушенная мелодия. Трое мальчишек — дети нашего хозяина — притаились у раскрытой двери на улицу, держа наготове свои петарды-хлопушки. Молодая женщина— жена Тоана — в последний раз проверяет, все ли готово для новогоднего ужина, который начнется ровно в полночь…

— Посмотри, это, пожалуй, немного напоминает вашу елку, не правда ли? — спрашивает Хоан (под Новый 1961-й год он был в Польше).

Высокий и прямой ствол бамбука увенчан веером зеленых листьев. На них висят маленькие глиняные рыбки и звоночки. Это традиционное кай неу — новогоднее деревцо — украшает вьетнамские дома вплоть до седьмого дня после праздника Тет.

В некоторых сельских местностях на подобные «елки», поставленные перед хижиной, вешают масляный светильник и корзиночку с каким-то веществом, которое воскуривают в эти дни, чтобы указать дорогу предкам, спускающимся к родному порогу, а заодно и отогнать злых духов.