Мост - [25]

— Нет, я теперь не хочу быть ни лешим, ни водяным, — Румаш нежно сжал в руке прядь Олиных волос. — Я хочу быть самим собой и купаться в Ольховке вместе с белокурой русской девушкой — русалкой.

— Придет время, может быть, и русалкой для тебя стану… — Оля отстранила Румаша и, заплетая косы, запела вполголоса:

Сухой бы я корочкой питалась,

Холодну воду бы пила.

Тобой бы, мой милый, наслаждалась,

И тем довольна я была…

Рассветало. Обозначались очертания противоположного берега. Оля вскочила и сказала своим грудным, западающим в душу голосом:

— Спасибо тебе, Рома-Румаш, за все. Ты не приставал ко мне, не сказал грубого слова. Сухореченские девушки умеют ценить душевность. Я тебе за это спела песню и еще спою. И нынче, как только зайдет солнце, жди меня на этом месте. Жди!..

Со словом «жди!» девушка исчезла, словно здесь со и не было. Ветерок ли от резкого движения Оли, девичьи ли губы слегка коснулись его губ — Румаш не понял. Он долго стоял неподвижно, потрясенный, взволнованный и счастливый.

14

Три ноченьки от зари до зари, три вечности-мгновения промелькнули, прожурчали, все больше и больше сближая два берега Ольховки — чувашский и русский.

Ни друзья, ни недруги ни разу не потревожили счастливой парочки. Румаш радовался чуткости друзей, Олю беспокоила терпеливость богатого и ревнивого жениха. Фальшин в чугуновском проулке не показывался.

Друзья, правда, все же возроптали. Илюша сказал, встретив Румаша у брода:

— Так мы никогда не поговорим но душам. Ты и про дело забыл. Приходи-ка к нам хоть днем и Трошу приводи.

Румаш решил забросить якореподобный крюк с цыпленком для приманки в Чугуновский омут, чтобы завтра в Заречье угостить друзей сомятиной. Тражука попросил чуть свет подойти к Чугуновскому омуту, а сам поспешил на другой берег к Оле. Четвертая ночь промелькнула еще быстрее. Когда наступило время доить корову, Оля заторопилась домой, но, уходя, предупредила:

— Жди меня. Я мигом вернусь. Хочу сама увидеть, как вы будете сома вытаскивать.

…Тражук был на месте. Румаш познакомил его с Олей. Сома поймать не удалось. Румаш огорчился.

— Нет у нас счастья, Рома, — вздохнув, сказала Оля.

— Если уж на то пошло, — загорелся парень, — хоть щуку поймаю. Закидывая крюк, я ничего не загадывал. А теперь буду ловить на наше с тобой счастье! Ждать скучно. Заскучаешь — иди домой! Мы с Тражуком позже придем с уловом. Встретимся у Илюши.

— Большую рыбу поймай, Рома, на большое счастье! — пожелала Оля, поднимаясь по откосу.

— Задумал я, — сказал Румаш Тражуку, — сварить у Илюши шюрбу дружбы. На сома-то я мало рассчитывал, потому и наказал тебе захватить все снасти. А тебе приходилось забрасывать на сома?

— Нет, не приходилось. А тебе?

— И мне. Может быть, не надо было жарить цыпленка?

— Шуйтан его знает, — пожал плечами Тражук. — Я на тебя понадеялся. Надо было узнать у деда Элим-Челима. Он у нас огромных сомов ловит.

Помолчали. Румаш огляделся по сторонам и спросил шепотом:

— Ну как, нравится тебе Оля?

— Очень! Такая красавица, аж смотреть на нее страшно.

Румаш одну удочку решил забросить на глубину, чтоб поймать крупную рыбу, другой — поменьше — решил таскать окуней. Тражук отсел подальше, ловил плотву на хлебный мякиш.

Оля вскоре вернулась с охапкой цветов, села на берег прямо над рыбаками — плела венок.

Ах, Рома, Рома! Оглянись назад, взгляни вверх! Ты увидишь белокурую головку с длинными косами, в венке из ярких цветов. Не венец ли у нее на голове, и не тебе ли она готовит второй из самоцветов! Но Рома-Румаш не может оторвать глаз от поплавка, который чуть-чуть вздрогнул. Шевельнулся еще и снова замер. Рыбак осторожно потянул. Тяжело идет… Не рыбу, а счастье свое тянет парень.

— Тражук, готовь сачок, сома поймал! — Румаш в увлечении забыл, что на червяка не то что сом, щуренок не ловится.

«Эх, леска тонкая, оборвется! Уплывает счастье», — сокрушался Румаш, дотянув добычу до поверхности. Мелькала черная спина неведомой рыбы. Тражук, засучив штаны, залез в реку и, изловчившись, вытащил на песок большую темную рыбину.

— Вот те на! Хура пул! — изумился Тражук.

Оля, спрыгнув вниз, подбежала к рыбакам.

— Это наше счастье, загаданное счастье! — ликовала она. — Как назвал Тражук рыбу?

— «Хура пул», по-русски — «черная рыба».

— Нет. Не черная, ничуть не черная, — подпрыгивая, радовалась девушка с венком на голове. — Она золотая. Золотая рыба, наше золотое счастье! Видите, как она отливает золотом!

— Сроду не слыхивал, чтоб в Ольховке попадались озерные рыбы, — опять удивляется Тражук.

— Тем лучше для нашего счастья, — серьезно сказал Румаш. — Я же задумал…

— А теперь к вам, на ту сторону, — предложил Румаш. — Сварим из мелкой рыбы шюрбу дружбы, а большую — пожарим! Позовем всех ребят!

— Я побегу вперед! — сказала Оля. — Только, чур, ни с места! В мою сторону не смотреть.

Девушка скрылась в Осиновой роще. Румаш только напоследок заметил венок у нее на голове, — крикнул вдогонку:

— Венок! Венок не снимай, Оля!

В ответ донесся голос Ольги, искаженный эхом: «Т-у-у…»

…Илюша чувствовал себя счастливым. Вот они, настоящие друзья, Рома и Троша, наконец-то у него в гостях. Кто бы мог подумать, что верных друзей надо искать на чулзирминской стороне. В волнении он выходит на кухню, мешает девушкам, многозначительно подмигивает Оле. Получив оплеуху хвостом рыбы, он возвращался к ребятам с веселой миной и красной мокрой щекой, вызывая дружный смех друзей.