Мост - [114]

Фиронова… Откуда у него в памяти засела эта фамилия? В 1905 году волнение охватило и здешних крестьян. Они напали на имение Киселева. Молодой русский, по фамилии Фиронов, обращаясь к собравшемуся возле церкви народу, произнес горячую речь. Двух братьев Фироновых забрали стражники. Говорили, будто обоих сослали в Сибирь. Тоня, оказывается, их младшая сестра, живет вдвоем с матерью.

Захар побеседовал с бывшей гимназисткой. Девушка показала письма от своих братьев из ссылки. Теперь пишет только старший: он работает в дальнем городе в Продовольственном комиссариате. Младший в самом начале гражданской войны погиб на фронте.

— Не думаешь ли пойти по пути братьев? — спросил Захар девушку после продолжительной беседы. — Тебе бы — вступить в коммунистическую партию. Ученые люди нам очень и очень нужны, особенно — из женщин.

— В душе хоть сейчас готова, — обрадовалась Тоня. — Только боюсь, что не смогу. Жизни еще не знаю. И Оля тоже предлагает мне вместе с нею записаться в партию. Я и ее пока отговариваю: слишком мы молоды. В городе еще можно бы, а здесь — страшновато. Авторитета не будет. А без него мало от нас пользы.

«Разумно рассуждает, — решил Захар. — Пусть поучит ребятишек — и авторитет заработает. Сначала из мужчин создадим ячейку. Позже привлечем и женщин. А сейчас помаленьку их надо вовлекать в общественную работу».

2

Захар много размышлял над последними событиями в родном селе, происшедшими еще до его возвращения.

По обе стороны Ольховки в Совет избраны непригодные люди — другого мнения быть не может. О Заречье даже сказать нельзя — есть там сельский Совет или нет. Сухореченские почти в Чулзирму не ходят. Члены Совета не собираются, не советуются между собой.

«И в Чулзирме и в Заречье — не очень-то благополучно. Сдается, что и Чахрун и Мирской Тимук подставные лица от кулачья. Дело с выполнением продразверстки сознательно запутано — середняк недоволен».

Проводить новые выборы — нельзя. На первый взгляд повода для этого действительно нет. Правда, если смотреть поверхностно.

Надо скорее выбраться к Авандееву — посоветоваться.

У Захара созрел своеобразный план: Чулзирму и Заречье объединяет лишь их общее название по бумагам — Каменка. Это произвольное объединение осталось еще от царских времен. Рассудить здраво — два довольно больших села: в Чулзирме триста дворов, в Заречье — около двухсот. Вместо одного бездействующего Совета следовало бы образовать два деятельных по обе стороны реки. Власть должна быть ближе к народу, с каждым бедняком, с каждой женщиной должна разговаривать на ее родном языке. Так еще в прошлом году задумал Радаев, но довести до конца помешали другие события.

Итак, решил Захар, обязательно надо съездить в город, тем более и Авандеев ждет.

Пока необходимо созвать два раздельных собрания. И в Чулзирме и в Заречье мысль Захара будто бы одобрили.

…Оба собрания прошли хорошо, без особых помех. Помехи возникали до собрания. Захар даже не успел понять толком: не то враги, не то простаки пытались всему помешать.

Захар завел разговор с председателем Совета Чахруном Мишши, — Мирской Тимук навострил уши. Председатель, не зная, как ответить Захару, вопросительно взглянул на мурзабаевского батрака.

Тот приблизился.

— Собрания созывать не будем! — заявил он своим скрипучим голосом. — Времена анархии миновали. Сейчас у нас — Советская власть, власть бедняков и батраков. Если каждый желающий захочет собирать собрания, то что же получится? Кто ты для нас? Никто. Ты не житель Каменки, ты — базарноивановский. Если и будет собрание, тебя все равно не пустим…

— Так и будет, — подтвердил Чахрун, бросив преданный взгляд на Тимука. — Мы тебя знать не знаем, Захар Матвейч! Кто ты? Для нас — никто.

Улыбка Захара спряталась в бороде — для «представителей власти» осталась незаметной.

— Вы, выбранные бедняками и середняками, подчиняетесь ревкому? — спокойно спросил он.

— Как не подчиняться? Мы подчиняемся товарищу Хайкину, — не дожидаясь, что скажет Тимук, осмелился ответить председатель.

— Небось и уездному ревкому подчиняетесь?

— Слишком высоко хватаешь, — проскрипел Мирской Тимук. — Ездить в город далеко. Ты хоть из Кузьминовки нужные бумаги принеси, для поездки туда коня не дадим.

— Я пока не с тобой разговариваю, Тимофей… Отчества твоего не слышал, прости. Если нужна бумажка, вот она вам: мандат, выданный уездным ревкомом.

Захар, чтобы достать из кармана документ, приподнял полу шубы. При этом из-под шубы стала видна кожаная куртка, подаренная Захару Авандеевым. И не только куртку, но и наган успел заметить Чахрун Мишши. И, даже не прочитав бумажки, он оторопело затараторил:

— Ладно, ладно, Захар Матвейч. Соберем собрание. Сейчас же пошлю созывать.

Мирской Тимук, стоявший позади Захара, не успел увидеть нагана. Он разозлился на то, что председатель, не слушаясь его, подчинился неуполномоченному лицу. Уходя, он с силой захлопнул за собой дверь.

…Побежал Тимук к Смолякову, но того не оказалось дома. Тогда Тимук решил рассказать все своему хозяину.

Мурзабай последнее время всегда отделывался шутками, а на этот раз обругал его:

— Заставь дурака богу молиться — он и лоб расшибет, говорят русские. Не послушались меня, вздумали своевольничать. А теперь пришел ко мне все-таки? К свату или к Хаяр Магару иди! Советская власть!.. Вот когда она в село пришла, настоящая Советская власть. И этого ведь не можете понять. Вместо того чтобы поговорить с ним по-хорошему, стараться узнать его мнение, затеяли ссору. Надо было бы еще объяснить: мне, мол, мой хозяин Мурзабай так велел. У тебя дури невпроворот. Оказывается, даже Чахрун Мишши тебя умнее…