Мост - [106]

Против уральских казаков решили выставить только что созданную Николаевскую дивизию, еще не обстрелянную. Командиром новой дивизии назначили Чапаева. И Чапаев, поневоле оставив свои закаленные в сражениях полки, принял не побывавшую еще в огне дивизию, повел ее против хитрого и сильного противника. И как бы трудно ни приходилось, сколько бы раз ни случалось попадать во вражеское кольцо и выходить с большой потерей крови, пути назад не было. Сегодня наконец-то удалось перевести дыхание. Ночью Чапаев, прорвав окружение белых, вышел из-под непосредственной опасности, вырвался вперед. Однако противники не теряли друг друга из глаз. Белые оставались совсем рядом — в хуторе Чилижном. Постреливает враг, не дает передышки чапаевцам, а пойти в атаку с ходу не решается. И у Чапаева не хватает сил, чтобы прогнать врага.

…Сам Чапаев час-другой подремал в штабе. Проснулся к рассвету, заглянул в соседнюю комнату. Товарищи спали. Только начальник штаба, видимо, проверял посты — отлучился. Откуда-то вроде послышался шумок. Несколько мгновений Чапаев вслушивался. Опасности, должно быть, нет, скорее всего, подоспели отставшие.

…Деревни, станицы, реки… Много их попадалось по пути… Выбиваешь врага из села, поневоле и название, и все, что вокруг, откладывается в памяти. Переходишь реку — по мосту, вплавь или вброд, — и эту реку никогда не забудешь. А в некоторых городках бывать приходилось по несколько раз — то враг отступит под напором, то вновь, набрав силы, захватит. Реку форсируешь — то назад приходится подаваться, то — снова бросок вперед! Конца сражениям не видно.

У врага — вокруг свои, он не в походе, как мы, а дома, бросает в бой все новые и новые силы.

Со стороны Самары подмоги ждать не приходится. Самые надежные полки, командиров пришлось оставить там. А новая дивизия, одна дивизия — не армия, должна удерживать весь Уральский фронт. Отступать нельзя. Отступить — может оголиться весь Восточный фронт. В нас верит Ленин. Нет! Чапаев не отступает!

Эх, маловато героев-командиров! Товарищи, отважные и храбрые командиры, одни погибли в боях, другие сражаются под Самарой… Пусть будут новые полки, командиры найдутся, Чапаев научит их воевать. Он сам разве учился? Нет. Кутяков не то чтоб учиться, войны настоящей не видел. Батрацкую школу прошел… А вот ведь прекрасно воюет…

— Василий Иванович, хорошая весть! — прервал раздумья Чапаева начальник штаба. — Прибыло пополнение. Партизаны. Около тысячи человек. Все вооружены. Сильный отряд. И командир есть, и комиссар.

— Кто они, откуда? — обрадованно спросил Чапаев.

— Как вам сказать? Крестьяне. Называют себя партизанами. Русские, чуваши, мордвины, татары. Вышли из соседнего уезда и шли — искали тебя. Уездный ревком по указанию товарища Куйбышева направил их сюда. Вначале в отряде насчитывалось пятьсот, другие прибились дорогой. Несколько сот верховых…

— Будет новый батальон и новый эскадрон, — задумчиво произнес Чапаев, — А позже преобразуем в отдельный полк. Командир, говоришь, есть? Не из офицеров? — обеспокоился он.

— Прапорщик. Учился вместе с мичманом Павловым, громившим Дутова.

— Если прибыли с командиром, оружием, меня пусть встречают в строю, — приказал Чапаев, — Я сам поговорю с ними, — накинул черную лохматую бурку, посмотрел в окно. Надел папаху с красным верхом, покрутил усы…

Начальник штаба знал командира. Партизанам он приказал выстроиться возле церкви.

— Конных в конном строю, пеших — в пешем!

Помощнику дал команду — поставить перед строем пулеметную тачанку.

Осокин остался в строю, Федотову приказал выйти вперед одному.

— Чапая увидим! Чапай придет! — шумели партизаны.

На крыльце появилось четверо, направились к строю. Партизаны притихли. Гадать — кто Чапай, не пришлось: передний, ступающий легко и свободно, конечно, Чапай!

На сабле играет утреннее солнце, верх шапки краснеет огнем.

Федотов звонко подал команду:

— Смирно! Равнение на середину!

Чапаев, как птица, взлетел на тачанку. Полюбовался, как красиво стоит в строю новое пополнение, громко выкрикнул:

— Здорово, молодцы!

Партизаны еще не умели ответить на одном дыхании.

Осокин вышел перед строем и громко провозгласил:

— Славному героическому начдиву Чапаеву — ура-а!

Могучий, слившийся воедино крик взлетел к нему, разнесся по сторонам.

— Довольно! — засмеялся Чапаев. — Как бы врага не испугать! Спасибо, дорогие товарищи! — окинул быстрым взглядом строй, улыбнулся в усы.

— Трудно будет — не скрою, а потому трусы, паникеры нам не с руки… — заговорил он, не скрывая сложности и опасности походной жизни.

Партизаны слушали, в воздухе повисла никем не прерываемая тишина…

— Где вы теперь, знаете?! — загремел голос Чапаева. — В героической Николаевской дивизии! У нас здесь все — герои, трусов и предателей — нет. И не будет!.. Скоро разгромим врага и вернемся по домам, тогда отдохнем. Все!.. Не побоимся казар? Ладно. Сейчас же начнем проверку. Недалеко, в хуторе Чилижном, засел неприятель и дразнит нас, постреливает. Выбить его из хутора! В атаку поведу я… Мне сказали, что среди вас разные народы: русские, чуваши, мордовцы, татары. Интернационал!

Новый батальон и новый эскадрон повел сам Чапаев. Для чувашей название хутора казалось смешным, и они шутили: