Мост через канал Грибоедова - [49]

Носиков протягивал в окно руку, высовывал голову, подобно многим другим в соседних домах, но на большее не решался. Только во сне, когда засыпал на красном диване с беспокойной, упирающейся в бок пружиной, он вылезал в это окно. За окном была ночь. Носиков бродил по ночным улицам, освещенным фонарями, а иногда убегал от преследователей, и тогда улицы становились темными и узкими.

Днем, то есть наяву, вылезти в окно Носикову было страшновато – удастся ли вернуться из незнакомого мира? Он вспоминал, как ночью на мосту через канал Грибоедова (был там свой канал Грибоедова, не похожий на питерский, но тоже с водой и мостами) его задержали милиционеры – два китайца и негр. Требовали предъявить документы, но правильному удостоверению личности у Носикова неоткуда было взяться. Пришлось бежать по темным улицам, спасаясь от преследования. Во сне ему удалось проснуться раньше, чем его догнали, но наяву он легко б не отделался. Хотя наяву он позволял себе только глядеть в окно (высовывание руки или головы наружу было не в счет).

Люди, которые проходили по улице, были большей частью китайцы и негры, но не только. А однажды Носиков увидел трех бывших нитголлохов из компании Петрова, приравненных блондинов. Они шли, разговаривали и смеялись – с осмысленным выражением лиц, и без пива в руке. Носиков высунулся по пояс из окна и замахал им навстречу. Трое, как бы не узнав его, прошли мимо, но один, самый блондинистый, обернулся в сторону Носикова и приложил палец к губам.

С этих пор Носиков смотрел в окно целенаправленно и устремлено в поисках знакомых лиц. Он обещал себе, что если увидит кого-нибудь знакомого – обязательно попробует заговорить с ним, но никого с тех пор так и не увидел.

Каждый раз, чтобы заглянуть в окно, приходилось пить гадость, и Носиков уже как бы привык к ее вкусу. Но однажды на мосту через канал Грибоедова ему встретился экстрасенс, который сказал: «Берегите печень, она вам еще пригодится». Это был Жуков, который во сне явился Носикову в качестве экстрасенса (во сне он многое мог, и не только это), но правда сказанная – она от любого лица правда. Носиков посмотрел на свое отражение в воде – это было лицо запойного пьяницы (алкоголика).

«Если буду продолжать пить гадость, таким, значит, и стану», – подумал Носиков и, когда проснулся, задернул на картине (окне) занавески, и больше не открывал.

P.S. Однажды (через время, исчисляемое скорее годами, чем днями) Носикова потянуло вспомнить старое, но «Столичной» уже несколько лет как не было в магазинах, и картины не было на стене, да и стены самой не было, потому что Носиков жил в другом доме, а старый дом подвергся капитальному ремонту с перепланировкой.

101

Жуков предостерегал Носикова относительно той картины, которая с одной стороны была картина, написанная маслом, а с другой стороны – окно первого этажа, выходящее на улицу незнакомого города. Сторона картины, впрочем, была одна и та же, если понимать в прямом смысле слова.

Он говорил, что если сам Носиков может вылезти в это окно, кто-нибудь с улицы точно так же может в него залезть, тем более что ни стекла, ни рамы в окне не было (не предусмотрел нарисовать художник).

На окна первого этажа ставят решетки, говорил Жуков. Носиков соглашался, но не спешил с действием, в душе видимо считая, что и задернутой занавески будет достаточно.

И вот оно случилось, хотя и не так, как можно было предвидеть.

В тот день Носикова осенило. Вредную для здоровья смесь, может, и не обязательно было пить, а просто плеснуть на полотно – что-то примерно такое делал бомж Афанасий из рассказа, когда-то написанного.

Носиков смешал ингредиенты и плеснул из стакана. И тут же чья-то рука протянулась снаружи и ухватилась за раму картины. За одной рукой – другая, потом возник весь человек, голый до пояса, но в зеленой фетровой шляпе с широкими полями.

Рама треснула, и человек упал на пол. Он тут же вскочил, взмахнул рукой, по картине расплылось синее пятно (какие-то чернила были у него наготове). Носиков успел увидеть на холсте усы и фуражку с кокардой – лицо преследователя, возникшее и тут же скрывшиеся под слоем синего цвета.

– Какому, интересно, цуремуху пришла в голову эта проверка документов на мосту? – Человек посмотрел в сторону Носикова. – Понимаю, конечно, – пробормотал он, – что не всякий может контролировать то, что ему приходит в голову.

Он достал из сумки на поясе кисть и краски, и Носиков понял, что это художник, а если художник – то, наверное, тот самый.

Художник (может, лучше было бы повернуть слово в летнюю сторону и сказать «пачедлох»?) тем временем достал из сумки, которая у него была на поясе, кисть и краски и занялся делом. Он водил по холсту кистью, и ложащиеся мазки, кажется, сами собой продолжали течь по холсту, находя себе точное место и обретая форму.

Носиков смотрел. Крыши домов, не тронутые чернильным пятном, остались, как были, но сами дома теперь скрывались за написанными поверх пятна густо стоящими деревьями – словно лес подступил к стенам.

– А я использую специальную смесь, – сказал Носиков, – «Каберне» и «Столичная», очень действует. Не сам придумал, но мне подсказали.