Мост. Боль. Дверь - [102]

Кто-то из друзей прозвал Полувякина Летучим голландцем, но прозвище не прижилось из-за его второго, мрачного смысла.

Эразм Полувякин был добр, и впереди него, как приливная волна, шумело действие его доброты. Оно было и театральным и вроде рекламным, но на самом деле естественным, как шумное дыхание тучного человека.

Раздавался звонок телефона, и какой-нибудь перевозбужденный приятель сообщал новость:

— Эразм появился. Вчера у Лютикова шашлыки на балконе жарили. По сю пору сок с локтя капает. Тебе звонили, но, извини, старик, ты где-то шлялся.

Софья покашливала в трубку, а трубка захлебывалась на льстивых тонах:

— Мальвиночка, шапку. Стою на коленях. Я без шапки никто. Ну какой я доктор без шапки? Тем более хирург. Мальвиночка, готовь сани летом, плавки — зимой.

— Меня Софья зовут, — отвечала Софья, добродушно посмеиваясь. — Купи ондатру на боны.

— Мальвиночка!!! Бонами я откупаюсь. Это у Петрова жена, у меня — аденома.

— Ну будет плакать. Когда жениться торопитесь, так милее нас нет, а как бес в ребро, так пора бы нам и коньки отбросить. Какая тебе шапка нужна? Из недорогих только собачьи.

Софья спросила, оборотясь к Петрову.

— Тебе нужна шапка? — И сама на этот вопрос ответила: — Конечно нужна. Пойдешь с Эразмом в ателье. Я туда позвоню.

— Спасибо, Мальвиночка! — ревел в трубку Эразм. — Я тебе привезу японского растворимого супа из водорослей с улитками.

— Ешь сам, — Софья поморщилась. — Я из парной говядины супы варю.

Петрову Эразм сказал:

— Ну твоя Василиса строга. Наверно, умна. Наверно, ты ее не ласкаешь. Ты, старик, огрубел. Я приду, проведу с тобой семинар.

С Эразмом Петров познакомился в детстве — можно сказать, в раннем детстве.

Все в то утро дрожало от солнца и от прищуривания. От земли поднимался запах мокрых после дождя плитняковых панелей. С Невы ветер нес запах рыбы.

И вот Петров… Он идет вдоль потрескавшейся желтой стены и заглядывает в окна. Окна начинаются на уровне его колен и все завешены тюлем. Прикоснувшись к тюлю лицом, Петров различает сквозь дырочки половики на полу, железные кровати с подзорами, на кроватях подушки с прошвами, на оттоманках подушки с аппликациями — в основном крупные маки. А в одном окне занавеска подвязана ленточкой к оконной ручке и прямо перед Петровым, грузно обвисая на расширяющейся кверху подпорке, красуется куст помидоров с плодами полупрозрачными и глянцевыми, как нефрит.

Петров, ошалевший от такого чуда (в окнах он всегда видел герань, туберозы, столетник), отрывает самый маленький плодик и, ощущая ладонью его теплую гладкость, прячет в карман. А сердце где-то у горла, хоть он и не маленький уже, а уже школьник. А душа его — словно скомканный лист бумаги.

Кто-то больно берет его за плечо. Душа его расправляется и не мешает дышать. Сердце становится на место. И уже все понятно. Он вытаскивает помидор из кармана и поворачивается отдать: если отдать, то и воровство само по себе теряет силу. Его держит за плечо высокий крепкий мужчина, очень мускулистый, у мужчины даже лоб мускулистый и лоснящаяся бугроватая кожа.

— Ну, — говорит мужчина. — В пикет или к родителям?

— Вот, возьмите. — Петров протягивает помидор.

— Пусть у тебя побудет, и не вздумай выбросить. Это плод жизни, мичуринский образец, а ты его украл. Куда пойдем? Лучше в пикет, а?

— В пикет, — соглашается Петров. — Мама на репетиции. Дома одна тетя Нина.

— Вот мы с тетей Ниной и побеседуем о твоем поведении. Воспитывают, понимаете ли, воров. Нужно сообщить в школу. В то время как вся страна надрывается…

Петров ведет мужчину домой. Ему кажется, что этот мужчина имеет прямое отношение к уголовному розыску, он такой костяной, мускулистый, и голос у него как по радио. Мысленно он называет мужчину «сотрудник».

И тете Нине объясняет тихо, но твердо:

— Тетя Нина, познакомьтесь. Вот. Из уголовного розыска. Я украл помидор. — И вытаскивает помидор из кармана.

Тетя Нина берет помидор с его ладони.

— В наше время за помидор могли оттаскать за уши, но не тащили к родителям.

— Так можно ведь и в милицию отвести, — говорит сотрудник, играя мускулами. — Мне по дороге. Заодно и в школу загляну. Потом доказывай, где и что украл: один помидор с окна или пять кило с прилавка.

— Да, — соглашается тетя Нина. — Вы большой педагог. — Она оглядывает сотрудника щурясь и просит его зайти. Сажает его за стол в кухне и предлагает чай. Сотрудник соглашается выпить чашечку. Спрашивает:

— Ну а папаша где?

— Мы сейчас без папаши живем, — говорит тетя Нина с ухмылкой. Сотрудник расслабляется. А тетя Нина предлагает своему племяннику Саше пойти погулять.

— Будь осторожнее, — говорит она. — Не приведи кого-нибудь еще.

Сотрудник смеется.

— Да уж. Это нам нежелательно.

Петров выходит на улицу. Стоит у стены дома возле парадной. Там есть скамейка, изрезанная ножами, исколотая гвоздями, прожженная прожигательными стеклами. Но он не садится. Стоит. Плитняковая панель излучает тепло. Она в ржавых пятнах. Мухи жужжат. Петров прочитал, что если бы потомству мухи, народившемуся в течение лета, удалось выжить всему целиком, то оно могло бы вытянуться в линию от Земли до Луны. Это Петрова не поражает. Он стоит долго. Ноги ею дрожат от неподвижности.