Москвины: «Лед для двоих» - [77]

* * *

Во время беседы у Москвина вдруг зазвонил телефон. Услышав голос в трубке, Игорь Борисович расплылся в улыбке.

— Юко, здравствуй! Ты все переживаешь, что я огорчил тебя своим напоминанием, что на тулупе нужно идти вперед? Я корю себя за то, что слишком часто напоминал тебе об этом. Но ты не забывай. Иначе хорошего выезда у тебя не будет.

Дождавшись, когда тренер закончит разговор, я спросила:

— Скучаете по серьезной работе?

— Дело не в этом, — вздохнул Москвин. — Я работаю сейчас с довольно маленькими детьми. Одной девочке 13 лет, она не очень хорошо учится в школе и маме хочется, чтобы девочка поступила в институт физкультуры. Для этого нужен спортивный разряд. Но дело в том, что девочка с самого начала была научена плохо. Не понимает движений, не может воспроизвести. Переучивать — это как сеять на паханной-перепаханной земле. Никогда нет уверенности, что вырастет что-то достойное. Работать, ни к чему не стремясь, только для того, чтобы получать деньги, я не приучен. А родители думают, что я — волшебник. Тим-тим-тирибум! Выдернул волосок из бороды, и человек, который за семь-восемь лет ничему не научился, стал чемпионом.

Я прекрасно понимаю Тамару. Может быть, она внутренне и соглашается с моим мнением, когда речь идет о фигурном катании, но никогда не показывает этого. Мне любит повторять: «Ты смотришь очень узко». В свое время я говорил, например, что хорошо бы в параллельном прыжке поставить фигуристов поближе друг к другу. Но Тамара руководствуется тем, что за большое расстояние между партнерами судьи оценку не снижают. Значит, не стоит тратить на это время.

Если бы мне было 40 лет, или 50, я бы боролся. Старался бы изменить ситуацию, учить людей. Правида — это не догма. Тем более безграмотные правила. Есть же законы. Законы той же сцены. И не надо говорить, что это — правила Международного союза конькобежцев — ИСУ. ИСУ — это конкретные люди. Многие из них не катались сами, не учили других людей. Откуда они могут знать, как должно быть? Просто людям захотелось остаться таким образом в истории фигурного катания. Своего рода вехой. А веха — это совсем другое.

Художественный подход к фигурному катанию, который начался с эпохи Белоусовой и Протопопова, был вехой, новым словом. Благодаря им стали появляться программы с вступлением, развитием, кульминацией, финалом. Как у Станиславского — если ружье висит на стене, оно обязательно должно выстрелить. Когда в мужском одиночном катании появился Толлер Крэнстон, это было продолжением развития той же самой линии.

Потом таких фигуристов не стало, пошел набор сложных прыжков. Но усложнение того, что есть — не веха. Это — естественное развитие вида спорта.

— С такими взглядами вам должно быть интереснее, кто как катается, а не кто побеждает.

— Так оно и есть. Просто за тех же Юко и Сашу я болею, поскольку немало с ними работал. Поэтому их результат мне интересен. Даже при том, что я не согласен с некоторыми вещами в их исполнении.

— Выходить на лед в коньках вы перестали после перенесенной в Америке болезни?

— Значительно раньше. Когда Тамара носила нашу старшую дочку, у нее сильно отекали ноги, и она пользовалась моими коньками. Но их украли. Зачем — непонятно. Старые ведь были. Потом пошла мода на короткие ботинки, к которым моя нога не привыкла. На этом катательная эпопея закончилась. Может, к лучшему. Когда сам не катаешься, взгляд более точный. Не говоря уже о том, что тренер на коньках создает дополнительные неудобства тем, кто на льду. Его ведь надо объезжать постоянно.

— Мне как раз казалось, что тренер на льду в некотором роде играет роль циркового дрессировщика с хлыстом.

— Этого не нужно. У тренера должны найтись слова, чтобы объяснить спортсменам, что ты от них хочешь. Это гораздо полезнее. В свое время я много думал о том, почему, например, великие чемпионы не становятся сильными тренерами — по крайней мере в нашем виде спорта так часто получается.

— И нашли ответ?

— Конечно. Потому что великие чувствуют себя великими. Отталкиваются не от какого-то анализа или законов физики и биомеханики, а от своих собственных ощущений. Стараются передать их ученикам и искренне уверены, что это — тот самый прием, который принесет успех. А нужно просто делать все правильно.

Как фигурист, мне, например, всегда очень нравился Брайан Бойтано. Он был очень изобретательным. Как и Курт Браунинг. Особенно в те годы, когда начал выступать, как профессионал, и на него перестала давить нервная обстановка больших соревнований.

Еще в более ранние времена мне очень нравился канадец Дональд Джексон. Перед тем, как выиграть чемпионат мира в 1962 году он начал делать тройной лутц, причем выезжал его всего раз пять за все время, что учил. Шестой раз пришелся на соревнования и Джексон прыгнул! За счет этого и опередил чеха Карла Дивина, хотя тот со значительным преимуществом выиграл на том чемпионате обязательные фигуры. Это была сенсация. Даже Дивин потом восторгался, что Джексон все-таки сделал этот лутц. И стал первым, кому удалось выполнить тройной лутц на соревнованиях.

А тот же Дивин совершенно потрясающе владел техникой конька. Прыжок в волчок он делал так, как даже сейчас никто не делает: Коленка аж под мышкой была во время вращения. На обязательных фигурах его никогда не корежило, стоял всегда ровненько, полностью чувствовал вес и инерцию своего тела.