Москвины: «Лед для двоих» - [28]

— Игорь Борисович когда-нибудь проявлял ревность к тренерским успехам Тамары?

— Может быть и случалось, когда у них были отдельные пары. Игорь никогда не занимался организацией жизни своих спортсменов так, как это делала Тамара. Только тренировал. И поэтому, как мне кажется, в свое время проиграл. Ну а когда страна начала разваливаться, он вообще перестал понимать, что происходит. Помню, я как-то везла его из аэропорта, он причитал всю дорогу: «Что это за жизнь? Почему я должен постоянно менять деньги? Мы никогда их не меняли…»

Я ему постоянно на это говорила: «Игорь Борисович, слава богу, что у нас есть, что менять». Но он категорически не принимал эту реальность. Привык зарабатывать с детства, но что такое деньги никогда толком не знал. Точно так же не знает и никогда не знал, где какое учреждение находится. Организационной и финансовой стороной в семье всегда заправляли женщины. Так повелось еще от бабушки и мамы. Игорь на моей памяти никогда ничего не покупал. Даже если приглашен к своим друзьям на какой-либо праздник, то подарки для этих случаев покупает всегда Тамара.

В последние годы он много помогал Тамаре в работе с ее парами, но в ту же Америку выезжать уже не может — не рекомендуют врачи. Хотя для него ужасно, когда нет работы. Он по прежнему приходит на каток, но то, что делает на льду, не затрагивает его душу. Это видно.

* * *

— Кататься на коньках я начала в Питере, в десятилетнем возрасте, — рассказывала Тамара во время нашего очередного автомобильного вояжа по городу. — Тогда спорт был очень доступен. Даже такой, как фигурное катание. Да и не только спорт. Например, у нас в семье работал только отец, но при этом мы имели автомобиль «Победа». Естественно, нам сильно облегчало жизнь и то, что дедушка с бабушкой по отцовской линии жили на Украине. У них имелось 60 соток земли, на которых были пасека, сад, огород. Еще они держали корову и свинью. Выращивали все, что можно, многое продавали, что-то передавали нам и семьям двух других сыновей. А семьи-то были большими: когда мы собирались все вместе, одних детей за столом было восемь человек. И столько же взрослых. Один из папиных братьев был дипломатом. Он работал в Бирме, и когда уезжал туда, то старшего сына оставлял у нас в Питере — в Бирме на тот момент не было школы, куда его можно было бы отдать.

Маму мою, кстати, папина родня поначалу не очень радушно приняла. Они-то всегда считались зажиточными. А она — нищая, да еще и «кацапка» — русская. Но потом потеплели, прикипели душой, причем, искренне. Помню, каждый раз, когда мы с Украины домой уезжали, нас буквально заваливали подарками. Кто-то нес лук, чеснок, кто-то — мешочек бобов, кто-то семечки…

Не скажу, что мы жили как-то особенно хорошо, но ни в чем не нуждались. Пока не было собственного жилья, мы снимали комнату у стрелочницы трамвайного депо. И жили там впятером. А вот когда получили квартиру, папа первым делом купил беккеровский рояль — чтобы все было «как у людей». Представляете? Комната в 12 квадратных метров, две лежанки, два письменных стола, выход на балкон, а посередине — рояль!

Правда через некоторое время папа понял, что дал маху. Поэтому рояль мы продали, а взамен купили пианино. И мы с сестрами стали ходить в вечернюю музыкальную школу.

— А как пришли в спорт?

— Папа, еще когда был студентом, дважды в неделю ходил на занятия физкультурой и всегда брал нас с собой. В школе я была отличницей и как-то однажды ко мне за парту посадили девочку, которая, как тогда говорили, «не отличалась образцовым поведением». Это заключалось в том, что на уроках эта девочка постоянно писала записочки мальчику, который ей нравился. Вот ее и посадили ко мне — перевоспитываться.

От нее я узнала, что она занимается фигурным катанием у Ивана Ивановича Богоявленского — на стадионе «Искра». И решила тоже пойти туда кататься. У меня были тогда только хоккейные конечки. Ни о каких чехлах мы не знали и в помине, поэтому дома я надела коньки и прямо в них на цыпочках пошла на каток. Благо стадион недалеко был — только мостик перейти.

Потом эта девочка, кстати, стала моей главной конкуренткой. Но она была красивая, яркая, а я — серая, дальше некуда…

Ну а в 1957-м я стала тренироваться у Игоря.

Наши отношения развивались достаточно медленно. Когда я пришла в группу, мне было всего 16 лет. Поначалу было вообще странно думать о том, что тренер обратит на меня внимание. Он был красивый, высокий, в модном пальто с меховым воротником. И я — маленькая, в черной цигейковой шубке и войлочных ботах «Прощай молодость». Почти все ведь так после войны ходили.

— Со стороны родственников Игоря не было попыток отговорить его от женитьбы на вас?

— Нет. Даже мой папа спокойно к этому отнесся, несмотря на то, что Игорь был значительно старше меня. Когда он пришел к нам домой — разговаривать с моими родителями, папа потом сказал: «Пусть… Игорь — хороший и порядочный человек».

Отец, кстати, был знаком с Игорем довольно хорошо. Он всегда приходил со мной на каток, спрашивал, есть ли у тренера замечания. Интересовался, что нужно сделать, чтобы исправить ошибки.