Москвичи и черкесы - [84]

– Курьерских!

Магическое слово на станциях! Не успел проезжий, сбросив шинель, с видом сильной усталости вылезть из повозки, а ямщик поехать на рысях проваживать тройку, как на почтовом дворе все закипело. Из избы высыпал целый рой ямщиков, кто с мазальницею, кто с хомутом на плече. Пока мазали повозку и надевали хомуты на лошадей, проезжий потянулся, зевнул и пошел на крыльцо станционного дома. Трудно было разобрать черты его лица, покрытые густым слоем пыли; сюртук был на нем адъютантский; на груди висела сумка. Он вежливо поклонился Петру Петровичу. Смотритель, достегивая сюртук, встретил его на крыльце и, покинув свой грубый вид, сказал:

– Позвольте вашу подорожную?

Адъютант расстегнул сумку, вынул подорожную и, отдавая смотрителю, спросил:

– Нет ли здесь квасу? Вели мне подать напиться.

– Извините-с, кроме воды ничего нет! – отвечал смотритель, развертывая подорожную. Прочитав ее, он закричал: – Живо курьерских запрягать! – и вышел записать проезжающего.

– Не угодно ли вам вина? – спросил Петр Петрович.

– Покорнейше благодарю. Натощак голова разболится.

– Так милости просим покушать; мы только что из-за стола: славный обед удался!

– Много вам обязан; но, во-первых, это задержит меня, во-вторых, будет клонить ко сну: а этого-то ямщикам и нужно!

– По крайней мере, выкушайте кофе?

– Это с благодарностию приму.

Петр Петрович приказал подать кофе; между тем он уговаривал офицера отобедать.

– Право, не могу! – отвечал адъютант, – я уже и так потерял много времени на Военно-Грузинской дороге, по милости завала.

– Как, завал? – спросил Петр Петрович.

– Да, на днях снег обрушился с вершины Казбека и завалил Дарьяльское ущелье, по которому лежит дорога.

– И много навалило снегу?

– Не один снег: тут и лед, и камни, целые скалы сорвало, все смешалось вместе и завалило ущелье версты на четыре; вышиною саженей на восемь или на десять. Завал остановил на несколько часов течение Терека.

– А случались ли по дороге проезжие?

– Были, и погибали.

– Их, вероятно, вырывают здесь, как в Швейцарии?

– Нет, этого невозможно, потому что завал слишком глубок. Притом же, кто может знать, на каком именно месте погибли они. Когда, года через два, завал довольно стает, и его расчистят, тогда найдут остатки смолотых экипажей, людей и лошадей.

– Вы не встречали в Тифлисе Пустогородова?

– Которого? Я видел там двух, одного военного, другого путешественника.

– Военного.

– Александр Петрович по приезде в Тифлис подал немедленно в отпуск и в отставку, вслед за тем он не устоял против тамошнего климата и занемог желчною горячкою. Когда я выехал, он еще был опасен.

– Прасковья Петровна! Поди сюда! – закричал старик в сильном волнении. На крыльцо вышла пожилая женщина, он сказал ей встревоженным голосом: – Александр ведь болен горячкою!.. Вот господин офицер знает его.

Адьютант поклонился Прасковье Петровне и, на ее вопрос, повторил сказанное.

– А не видали ли вы другого Пустогородова, – спросила она, – что он делает?

– Как же! Я с ним познакомился, он уехал в Персию.

– Покинул больного брата?

– Он выехал, когда еще не приезжал Александр Петрович. Полковник фон Альтер, который ненавидит капитана Пустогородова и большой приятель с Николаем Петровичем, ускорил свой отъезд в Персию; будучи снабжен всем нужным для путешествия по той стране, он уехал вместе с меньшим братом, чтобы избежать встречи со старшим.

– Надолго ли поехал полковник фон Альтер в Персию? – спросила Китхен, стоявшая у дверей.

– Не могу вам определительно сказать; но думаю, что он не возвратится. Я слышал от Николая Петровича, что он намерен вступить в персидскую артиллерию, куда охотно принимаются иностранцы для обучения туземцев; а как он прусский подданный, то ему будет это легко. Говорят, полковник фон Альтер огорчен какими-то семейными обстоятельствами.

Вышедший на крыльцо станционный смотритель с подорожною прервал разговор.

– Староста, бери прогоны! – закричал адъютант.

– Я их получаю-с, – сказал смотритель.

– Знать не хочу: по правилам почтовой езды старосте отдаются прогоны.

– Все равно-с, как вам угодно.

Ямщик без шапки подошел к адъютанту.

– Сколько следует прогонных денег?

– Ничего-с, ваше превосходительство! – отвечал ямщик, почесывая голову; потом, поклонясь, сказал Поберегите, ваше сиятельство, лошадок.

– Вот я сейчас поберегу тебе бороду! – гневно возразил адъютант. – Сколько следует на тройку прогонов? Говори!

Мужик наконец вымолвил. Адъютант вынул кошелек и отсчитывал деньги. Между тем смотритель, кашлянув раза два, сказал запинаясь:

– Смею доложить-с, староста не виноват; они напуганы-с: на днях проехал фельдъегерь, они, дураки-с, взяли с него прогоны: тройка вся легла-с, а ямщик еще не отдохнет-с от побоев.

– Всякий делает, как знает; кто в деле, тот и в ответе! – отвечал адъютант, отдавая прогоны.

– Пословица говорит-с: отвага кандалы трет, отвага мед пьет-с, – заметил смотритель.

– Ваше сиятельство! Поклажи было в повозке – чемодан, сабля, ковер, шинель, всего пять штук? – доложил староста.

– Так! – отвечал адъютант. – Переплет-то хорош ли? Чоки подвязаны ли?

– Все исправно, ваше превосходительство!

– Подай огня закурить трубку.