Москва за океаном - [35]

Шрифт
Интервал

Уж конечно, кому страдать, как не ему. Размер мундира у Ральфа будет XXXXL — (extra-extra-extra-extra-large), то есть 70-й по-нашему. А тут еще эта ярмарка!

Но начальник полиции все мне верно изобразил.

Так оно все и было. Огромная территория вокруг школы была огорожена, уставлена шатрами и навесами, среди которых ходила публика и непрестанно жевала и прихлебывала (совершенно, правда, безалкогольно) что-то купленное с лотков. Вся fast food в многочисленных ее проявлениях. Над толпой стоят запахи подгорелого мяса и приторных соусов. Самое страшное — нюхать это все, когда уже наелся. И вынужденно наблюдать тыщу жующих людей. Шум, толкотня, музыка с разных концов доносится.

И так четыре дня подряд.

А что ж торговля, ведь на ярмарке торговать положено?

И это точно кажется странным; к чему ж нужна особая какая-то ярмарка в Америке? Здесь и так половина населения и без того из кожи вон лезет, чтоб при жестокой конкуренции между продавцами умудриться продать хоть что-то другой половине страны! А товаром все кругом и так завалено, один дешевей другого, распродажа на распродаже, почтовые ящики полны рекламок с обещаниями чудесных скидок. Я там поначалу всю почту наивно тащил в дом, а после перестал. Лучше на месте пересортировать — и толстую кипу бумаги переадресовать в ближайший мусорный ящик.

Но вот придумали, чем таким необходимым для публики торговать: ненужными безделушками. В основном это продукция местных умельцев. Игрушки деревянные, занавески, ящички, куклы, стекляшки, тряпочные медведи, горшки для цветов, прочая ерунда. Особое место занимают — и это страшно странно — лоскутные одеяла! Миллионы домохозяек в Америке, оказывается, пошивают эти одеяла для души, хвастаются друг перед другом и шлют на особенные лоскутные выставки. Это называется american quilt. От русского он отличается меньшей практической пользой и вопиющей декоративностью, а также большим вниманием к узору, который изображает если не картинку из жизни, то уж по крайней мере стройную геометрическую фигуру.

Из множества торгующих на ярмарке москвичи — в беседах со мной — с горящими глазами дружно отмечали одного человека.

— Там! На ярмарке! Торгует настоящая русская!

(Иностранцы вообще любят думать, что русские за границей счастливы встречаться друг с другом.)

Доброжелатели меня прямо за руку подвели к молоденькой голубоглазой блондинке. И деликатно остановились в сторонке, с улыбками предвкушая взаимные восторги встретившихся на чужбине земляков. Но земляками мы оказались очень условными и натянутыми, поскольку неожиданно обнаружился увлекательный сюжет:

"Алина Суворов, еврейка из Омска, "косит" в Америке от призыва в израильскую армию".

"Косить" самое время: ей как раз восемнадцать.

Конечно, в России ее фамилия была — Суворова. Но тут порядки другие, не заспоришь: папа Суворов, так и дочка тоже Суворов, и никак иначе.

А из Омска Суворовы уехали пять лет назад. На историческую родину, в Израиль. Уже оттуда Алина приехала в Америку по программе обмена школьниками. Ее взяла к себе жить американская семья, у которой свой бизнес: они продают бутылки от пепси-колы, засыпав туда предварительно разноцветного песка. Бизнес идет: покупают! Особенно на ярмарках — таких, как московская. Они и приехали сюда, и Алину взяли, она тоже за прилавком.

Так вот, в Израиле Алина начала забывать русский. А теперь в Америке вслед за русским, который у нее уже с тяжелым акцентом, начал забываться, в свою очередь, и иврит.

— Так кто же ты, Алина, теперь такая есть?

— Наверно, русская, — говорит она. — У меня так записано в… как это называется… сертификате о рождении.

"Косит" от армии девушка цивилизованным способом — вот поступила в колледж, будет учиться на бизнес-менеджера. Как это, спрашивает, будет по-русски? Это, дитя мое, не переводится…

— Что же ты, Суворов, от армии-то косишь? (Я, правда, сам-то не служил. Прим. авт.) Тем более с такой героической военной фамилией? Да, видно, слабовато у евреев с военно-патриотическим воспитанием.

— Да неохота что-то в армию. Тем более там, знаете ли, война все время… — признается наша голубоглазая блондинка.

— А подружки твои израильские — у них как с этим делом?

— Да так же! Пытаются справки какие-нибудь достать…

Ну, а бойфренд у Алины Суворов — американец. "Уже нашла", — радостно сообщает она мне.

И это правильно; ведь, как гласит американская народная мудрость: make love, not war!

Кроме торговли и еды, на ярмарке были отмечены и другие важные явления, немалое внимание уделено воспитанию подрастающего поколения.

Вот особый шатер, посвященный детским достижениям. К примеру, стрелковый клуб отчитывается о своей деятельности. Тут дети выставляют лично простреленные мишени и трогательные детские картинки в жанре плаката о технике безопасности на стрельбище.

"Будь осторожен! Научись обращаться со своим ружьем так, чтоб не ранить ни себя, ни кого другого!"

"Никогда не оставляй ружье заряженным!"

Школьники младших классов понарисовали множество корявых человечков, которые стоят в уставных позах и правильно держат ружье. Есть, правда, и такие, что неправильно, и это оговорено подписью детским почерком. Эта детская простодушность напомнила мне про то, что американский народ за всю свою историю никогда не был безоружным! И равными людей там сделал не какой-нибудь смешной парламент, который даже по телевизору стыдно показывать, но талантливый изобретатель полковник Кольт.


Еще от автора Игорь Николаевич Свинаренко
Ящик водки

Два циничных алкоголика, два бабника, два матерщинника, два лимитчика – хохол и немец – планомерно и упорно глумятся над русским народом, над его историей – древнейшей, новейшей и будущей…Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека – хохол и немец – устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились – и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.


Ящик водки. Том 4

Эта книга — рвотное средство, в самом хорошем, медицинском значении этого слова. А то, что Кох-Свинаренко разыскали его в каждой точке (где были) земного шара, — никакой не космополитизм, а патриотизм самой высшей пробы. В том смысле, что не только наша Родина — полное говно, но и все чужие Родины тоже. Хотя наша все-таки — самая вонючая.И если вам после прочтения четвертого «Ящика» так не покажется, значит, вы давно не перечитывали первый. А между первой и второй — перерывчик небольшой. И так далее... Клоню к тому, что перед вами самая настоящая настольная книга.И еще, книгу эту обязательно надо прочесть детям.


Ящик водки. Том 1

Одну книжку на двоих пишут самый неформатно-колоритный бизнесмен России Альфред Кох и самый неформатно-колоритный журналист Игорь Свинаренко.Кох был министром и вице-премьером, прославился книжкой про приватизацию — скандал назывался «Дело писателей», потом боями за медиа-активы и прочее, прочее. Игорь Свинаренко служил журналистом на Украине, в России и Америке, возглавлял даже глянцевый журнал «Домовой», издал уйму книг, признавался репортером года и прочее. О времени и о себе, о вчера и сегодня — Альфред Кох и Игорь Свинаренко.


Ящик водки. Том 3

Выпьем с горя. Где же ящик? В России редко пьют на радостях. Даже, как видите, молодой Пушкин, имевший прекрасные виды на будущее, талант и имение, сидя в этом имении, пил с любимой няней именно с горя. Так что имеющий украинские корни журналист Игорь Свинаренко (кликуха Свин, он же Хохол) и дитя двух культур, сумрачного германского гения и рискового русского «авося» (вот она, энергетика русского бизнеса!), знаменитый реформатор чаадаевского толка А.Р. Кох (попросту Алик) не стали исключением. Они допили пятнадцатую бутылку из ящика водки, который оказался для них ящиком (ларчиком, кейсом, барсеткой, кубышкой) Пандоры.


Записки одессита

Широко известный в узких кругах репортер Свинаренко написал книжку о приключениях и любовных похождениях своего друга. Который пожелал остаться неизвестным, скрывшись под псевдонимом Егор Севастопольский.Книжка совершенно правдивая, как ни трудно в это поверить. Там полно драк, путешествий по планете, смертельного риска, поэзии, секса и – как ни странно – большой и чистой любви, которая, как многие привыкли думать, встречается только в дамских романах. Ан нет!Оказывается, и простой русский мужик умеет любить, причем так возвышенно, как бабам и не снилось.Читайте! Вы узнаете из этой книги много нового о жизни.


Ящик водки. Том 2

Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека — хохол и немец — устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились — и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.


Рекомендуем почитать
Право Рима. Константин

Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…